Стихотворения

– Тогда пейте понемножечку и только коньяк. Это лучше.

– Нэт, коньяк нэ хачу. Тут гавна много мешают. Буду пит спырт, чистый спырт. Разводит и пит. Это дэло надежный и самый безвредный. И да поможет мнэ судьба!

Переделкинские сороки

Не секрет, что многие птицы умеют имитировать окружающие звуки. У нас в Переделкине есть одна сорока, я ее уже узнаю по голосу. Так эта сорока абсолютно переняла стук пишущей машинки. Она его тут слышит постоянно изо всех окон. Вот и переняла. Я гуляю по саду и слышу: машинка стучит где-то рядом в кустах. Ну, думаю, кто-то из наших забрался в кусты от солнца и там лупит какой-нибудь «жуткий» детектив. Вдруг машинка застучала над головой. И так чисто, четко. И я засмеялся. Вот оно что! Сорока-белобока! Сидит надо мной и буквально лупит на машинке. И даже звук передвигаемой каретки передает!

Есть тут и другие «сороки». Это, пардон, наши литературные дамы. Когда к ним подходят мужчины, они ведут страшно интеллектуальные разговоры, а когда остаются одни, то сбрасывают интеллект, как тяжкую обузу, и становятся подлинными женщинами.

Вчера гуляю по аллейке. Прохожу мимо скамеечки, где сидят дамы. Возле них Любимов и Чингиз Айтматов. Ну и дамы наши в три голоса трещат: «Проблематика авантюрного романа была решена во Франции уже в девятнадцатом веке… Ну, а если вы говорите вообще об английском романе, то Стерн, с моей точки зрения, слишком большое внимание уделяет стилю, что сказывается отрицательно на фабуле и портретных характеристиках».

Потом мужчины ушли. Женщины остались. Иду в обратном направлении и слышу:

– Нет, вот тут надо сделать вытачку, а здесь мережку. Вы знаете, очень славно получится, если вы вот тут загнете, а вот там выпустите, вытачки здесь делать не надо…

И так увлеклись, что все на свете забыли. Вот тут они настоящие. Без всякой позы.

Еще эпизод. Утром гуляю по аллейке сада. Из коттеджа в столовую идет супружеская чета завтракать. Он старый, она много моложе. Он говорит ей:

– Вот сейчас позавтракаем, и я дам тебе денег. Она (видимо, вспомнив прошедшую ночь):

– Ну да… Деньги… Это все, кажется, что я от тебя имею…

18 декабря 1976 года.

Сегодня таджикский поэт Икрами говорит в столовой узбеку Рахиму Мукумову:

– Ты слихал, по радио гаварыли, что в Чили из турмы выпустыли на свободу Луиса Карвалола.

А Мукумов, с таким же акцентом, уточняет:

– Нэт, нэ Карвалола. Что такое карвалол? Это сэрдэчный лекарства. А фамилия ему Карвалэн. Я слишал.

Володя Солоухин, охая, басит:

– Насколько я понимаю, ребята, вы оба говорите про лекарства. А фамилия чилийского революционера Луис Карвалан. То-то, дорогие мои нехристи!

Разговоры в холле

Иду из столовой. На диванчике сидят Елизар Мальцев, Нилин и еще кто-то. Нилин полушутливо-полусерьезно выговаривает Елизару:

– Ну как же ты так, Елизар? А? Нехорошо, брат, это получается. Ты сидишь за столом с товарищем, с которым, можно сказать, знаком лет 30. И вдруг начинаешь просто-таки неприлично ухаживать за его молодой женой. Никуда, дорогой, это не годится! Елизар:

– Слушай, отвяжись ты, ради бога! Хватит с меня и того, что уже двое мне об этом говорили. Тебя неправильно информируют. Это она меня пытается заворожить, а не я ее. И потом для творческого процесса это просто полезно, даже необходимо. Ну, ты согласен?

Нилин:

– По идее, может, оно и так, но все-таки жена товарища, а? Ты, брат, член КПСС, партия тебя знает, любит, ценит и уважает…

Елизар заливается мелким бисерным смешком.

А я иду и думаю: ну откуда только берутся ханжи? Давно ли этот самый Нилин вел себя по отношению ко мне, пожалуй, похуже Елизара. И вовсе не журил себя: «Ах, как неладно, я – член СП СССР, товарищи меня ценят, уважают…» М-да…

Сидят в холле четыре пожилые писательницы:

– А вы помните, дорогая, княгиню Оболенскую?

– Марию Владимировну? Ну как же, как же! Прелестная была женщина! У нее был чудный французский язык. Помню, как мы однажды сели с ней играть в преферанс…

А третья:

– Да что там Мария Владимировна, я даже тетку ее, княгиню Анну Николаевну, хорошо знала. Когда она читала вслух из Алексея Константиновича Толстого, то ее мопс, помните, такой огромный и страшно симпатичный, непременно лаял и всегда на одном и том же стихотворении. Вот только сейчас не помню на каком.

И все радостно закудахтали.

Да, молодость цветет у нас буйным цветом…

Короткий диалог

Я живу в 31-й комнате. А рядом в 30-й живет писатель Трофимов. Он старый, но довольно шумный. То у него грохочет приемник так, что у меня штукатурка сыплется, то на машинке он ухитряется стучать с таким шумом, что у меня жалобно звенят стаканы и раскачивается люстра, а то он раз по десять на дню начинает заниматься гимнастикой. Об этом я немедленно узнаю по его прыжкам на месте. Старый черт, а прыгает минут по пять! Я однажды насчитал у него сорок пять прыжков подряд. Понятно, что у меня при этом одновременно и звенят стаканы, и качается люстра, и сыплется штукатурка.

Так вот сейчас его жена говорит в коридоре нашей уборщице тете Маше: