За цепь жемчужную, достойную плечаИ шеи царственной, в восторге Фаустина Серебрянику Каю сгоряча Дала мильон сестерций!.. Два рубина,Как будто в тот же миг окрашены в крови,Смыкали эту цепь наперсную любви…Но старый казначей был знатоком отменным И жемчугу и камням драгоценным. «Императрица, если ты велишь,Я отпущу мильон сестерций негодяю, Но негодяй он — истинно я знаю:Всё ожерелие — подложное… Гони жЕго скорее прочь, а кесарю ни слова», —Промолвил казначей. Да кесаря другого, Дослышливей, чем кесарь Галлиен,И не было тогда, и нет теперь такого:Всё — уши у него, от потолка до стен. И услыхал… Сенатским приговором Объявлен Кай мошенником и воромИ к цирку присужден, на растерзанье львам,И кесарь приговор скрепил законно сам…Обрадовался Рим!.. Давно уже гражданеКвиритской кровию не тешили свой взор,И не забавен был им смертный приговор; Всё варвары одни, да христиане, Кто с гордою улыбкой, кто с мольбой,Встречали в цирке смерть и с ней вступали в бой…Но вот согражданин, с всемирными правами,Погибнуть обречен под львиными когтями!.. Какой нежданный случай! В КолизейС утра все выходы и входы осаждалаНесметная толпа, и не ждалося ей,И вся она волной прибойной грохотала…Но двери отперлись, и шумная толпа, Сама собой оглушена, слепа,Снизалась в нить голов на мраморных ступеняхАмфитеатра… Вот на сглаженном песке, В предчувствии последних мук, в тоске,Стоит преступник сам на трепетных коленях.Последней бледностью оделося чело,Последняя слеза повисла на реснице,И Феб над ним летит, как будто бы назло,В своей сверкающей всей жизнью колеснице. Ждут кесаря… И в ложу он вошел,И Фаустина с ним, в глазах ее томленьеИ тайная мольба; но римский произвол, Казня, не миловал… Еще одно мгновенье — И дрогнул цирк, и, заскрипев, снялась С заржавленных петлей железная решетка, И на арену вылетел — каплун…О!.. Если б Зевс сломил свой пламенный перунИль потонула бы хароновская лодка,Навряд ли были б так сотрясены сердцаВсех зрителей с конца и до конца,И не были бы так изумлены и жалкиОтцы-сенаторы, фламины и весталкиС опущенным перстом…[8]«Всё в жизни — прах и тлен,Отцы-сенаторы! — промолвил Галлиен,Зевнув и выходя с супругою из ложи. —Он обманул, — ну вот и сам обманут тоже».1 июля 1861