Припев: Север из светло-зеленого ситца,
Сиреневый запад, восток голубой.
Слева граница, справа граница,
Но нет границ над головой.
Строго из детства шагаем мы в старость.
Сколько еще прошагать мне осталось?
Я не считал бы, когда не мешали
Мне обойти этот маленький шарик.
Припев.
В Азии встану я левой ногой,
Ну, а в Европе, естественно, правой.
Правый мой глаз голубой голубой.
Левый же грустный, как письма от мамы.
Пусть будет граница у суши и моря,
У жизни и смерти, у счастья и горя.
Только для ветра, только для птиц,
Только для радости нету границ.
ГРОМ УДАРИЛ
Гром ударил, грохот, щепки,
Охнул дом - и пополам.
Все стоят, все сняли кепки,
Где же нынче жить-то нам.
Припев: Но все равно на этот век,
Который что-то стоит,
Всегда найдется человек,
Который дом отстроит.
Есть такие человеки,
Им бы жечь все, да громить.
Но есть такие человеки,
Им бы все дома рубить.
Бомба с неба, грохот, щепки,
Охнул дом - и пополам.
Все стоят, все сняли кепки,
Где же нынче жить-то нам.
Припев.
Верю я, настанет время,
У любого будет кров.
Мы по всей земле настроим
Белокаменных домов.
Припев: Но все равно и в этот век,
Который что-то стоит,
Опять найдется человек,
Который дом отстроит.
Сдохнут эти человеки,
Им бы жечь все, да громить.
Но останутся на веки
Те, кому дома рубить.
ГРУСТНАЯ И НЕПРИКАЯНАЯ
Случалось ли тебе воображать, Агата,
Что ты из города, из черных жалких нор,
В моря лазурные умчалась безвозвратно
В прозрачно-голубой и девственный простор.
Случалось ли тебе воображать, Агата,
Воздай за долгий труд, бескрайний океан.
Какие демоны в своей игре бесцельной
Одушевят стихий грохочущий орган?
Тебя возвышенной учили колыбельной,
Воздай за долгий труд, бескрайний океан.
Скорей на поезда, под паруса фрегата!
От этих улиц прочь, тут грязь из наших слез.
И рвется подчас твой скорбный дух, Агата,
Из мира, где царят обман, разбой, донос
Туда, на поезда, под паруса фрегата
Из мира, где царит обман, разбой, донос.
О, как ты стал далек, утраченный Эдем!
Где синий свод небес прозрачен и спокоен,
Где быть счастливыми дано с рожденья всем,
Где каждый, кто любим, любимым быть достоин.
О, как ты стал далек, утраченный Эдем!
Свидетель первых встреч, Эдем еще невинный,
Объятья и цветы, катанье по реке.
И песнь и треньканье влюбленной мандолины,
И вечером вина стаканчик в уголке.
Свидетель первых встреч, Эдем еще невинный.
Для чистых радостей открытый детству рай.
Он дальше сказочной Голконды и Китая,
Его не возвратишь, хоть плачь, хоть заклинай
На звонкой дудочке серебряной играя,
Для чистых радостей открытый детству рай.
ГРУСТНЫЙ ЗАЯЦ
Трам-пам-пам, трам-пам-пам,
Лупит заяц в барабан
От рассвета до рассвета
Ровно десять лет подряд.
И ему работа эта
Надоела, говорят.
Дома ждет его зайчиха
И огонь в печи горит.
Говорит ей заяц тихо: -
"Надоело", - говорит.
"Понимаю, - очень грустно
Соглашается жена,
Только все-таки капуста
Днем и вечером нужна.
Я, конечно, знаю тоже,
Что искусства в этом нет,
Но платить нам надо все же
За ручей и лунный свет.
Так что ты не задирайся
И не прыгай высоко.
И, пожалуйста, старайся,
Бей там в этот, как его".
Уши дремлют на подушке,
День рабочий позади.
Барабанной колотушкой
Сердце мечется в груди.
Заяц спит, смежив ресницы.
И, конечно, видит сон.
Зайцу долго-долго снится
Золотой аккордеон.
ДВА ГОДА СВОБОДА
Два года свобода, один я опять.
Кого захочу - могу целовать,
Куда захочу - иду не спеша,
Не мучает ревность спокойна душа.
Гуляю с девчонкой - чужою женой,
Гладенькой, черной, и страшной собой.
Плююсь и ругаюсь, с товарищем пью,
Любить не стараюсь, люблю - не люблю.
Скандалы и ревность - живет же народ.
Неверность, неверность свободу дает.
Свобода, свобода - один я опять,
Кого захочу - могу целовать.
Но правда бывает, когда перепью
Опять забываю свободу свою.
И снова я вижу любимой глаза,
Сиянье которых люблю я всегда.
ДВЕ ЖЕНЩИНЫ
Две женщины - одна светла и величава,
Другая - утонченна и смугла.
явились мне без зова, для начала
расстроив мои мысли и дела.
Какой прекрасный случай и печальный -
я не достоин ни одной из них,
их чистоты - высокой, изначальной...
Но я люблю, и сразу их двоих.
Как юность нам с небрежной простотою
Дарует единенье душ и тел,
так зрелость уязвима красотою
и чувствует сближению предел.
Ни слова лишнего, ни жеста, ни касанья,
а лишь случайный, робкий взгляд стремглав,
но исподволь глубокое вниманье
к великой сути их простых забав.
Что блага все, что вера и что слава?
Когда б на них двоих я променять все смог...
Двоих люблю - но разве это слабость?
И Зевс вот так страдал - а он был Бог.
И стал я им служить, и жизнь я строю,
Как их капризы мне велят порой.
Назвал я Музыку - любимою сестрою,
Поэзию - любимейшей сестрой.
ДВЕ СТАИ
Как клином журавли летят - взгляни,
Уже тогда их тучи провожали.
В тот дальний трудный путь, когда они
От прежней жизни к новой отлетали.
Они летят со скоростью одной
И журавли и тучи, в те же дали.
Журавль и туча делят меж собой
Просторы неба, рядом пролетая.
И продолжают свой полет двойной
Друг друга ни на миг не покидая.
И только ветер чувствуют сквозной
И лишь парят и тают эти стаи.
Так пусть несет их ветер в никуда