Стихотворения

В опрятном домике он жил
    С любимою женой
И то иглой, то утюгом
    Работал день деньской.

Заказы Боттому несли
    Порой издалека.
Была привинчена к дверям
    Чугунная рука.

Тук-тук — заказчик постучит,
    Откроет Мэри дверь, —
Бери-ка, Боттом, карандаш,
    Записывай да мерь.

Но раз… Иль это только так
    Почудилось слегка? —
Как будто стукнула сильней
    Чугунная рука.

Проклятье вечное тебе,
    Четырнадцатый год!..
Потом и Боттому пришел,
    Как всем другим, черед.

И с верной Мэри целый день
    Прощался верный Джон
И целый день на домик свой
    Глядел со всех сторон.

И Мэри так ему мила,
    И домик так хорош,
Да что тут делать? Все равно:
    С собой не заберешь.

Взял Боттом карточку жены
    Да прядь ее волос,
И через день на континент
    Его корабль увез.

Сражался храбро Джон, как все,
    Как долг и честь велят,
А в ночь на третье февраля
    Попал в него снаряд.

Осколок грудь ему пробил,
    Он умер в ту же ночь,
И руку правую его
    Снесло снарядом прочь.

Германцы, выбив наших вон,
    Нахлынули в окоп,
И Джона утром унесли
    И положили в гроб.

И руку мертвую нашли
    Оттуда за версту
И положили на груди…
    Одна беда — не ту.

Рука-то плотничья была,
    В мозолях. Бедный Джон!
В такой руке держать иглу
    Никак не смог бы он.

И возмутилася тогда
    Его душа в раю:
«К чему мне плотничья рука?
    Отдайте мне мою!

Я ею двадцать лет кроил
    И на любой фасон!
На ней колечко с бирюзой,
    Я без нее не Джон!

Пускай я грешник и злодей,
    А плотник был святой, —
Но невозможно мне никак
    Лежать с его рукой!»

Так на блаженных высотах
    Все сокрушался Джон,
Но хором ангельской хвалы
    Был голос заглушен.

А между тем его жене
    Полковник написал,
Что Джон сражался как герой
    И без вести пропал.

Два года плакала вдова:
    «О Джон, мой милый Джон!
Мне и могилы не найти,
    Где прах твой погребен!..»

Ослабли немцы наконец.
    Их били мы, как моль.
И вот — Версальский, строгий мир
    Им прописал король.

А к той могиле, где лежал
    Неведомый герой,
Однажды маршалы пришли
    Нарядною толпой.

И вырыт был достойный Джон,
    И в Лондон отвезен,
И под салют, под шум знамен
    В аббатстве погребен.

И сам король за гробом шел,
    И плакал весь народ.
И подивился Джон с небес
    На весь такой почет.

И даже участью своей
    Гордиться стал слегка.
Одно печалило его,
    Одна беда — рука!

Рука-то плотничья была,
    В мозолях… Бедный Джон!
В такой руке держать иглу
    Никак не смог бы он.

И много скорбных матерей,
    И много верных жен
К его могиле каждый день
    Ходили на поклон.

И только Мэри нет как нет.
    Проходит круглый год —
В далеком Рэстоне она
    Все так же слезы льет:

«Покинул Мэри ты свою,
    О Джон, жестокий Джон!
Ах, и могилы не найти,
    Где прах твой погребен!»

Ее соседи в Лондон шлют,
    В аббатство, где один
Лежит безвестный, общий всем
    Отец, и муж, и сын.

Но плачет Мэри: «Не хочу!
    Я Джону лишь верна!
К чему мне общий и ничей?
    Я Джонова жена!»

Все это видел Джон с небес
    И возроптал опять.
И пред апостолом Петром
    Решился он предстать.

И так сказал: «Апостол Петр,
    Слыхал я стороной,
Что сходят мертвые к живым
    Полночною порой.

Так приоткрой свои врата,
    Дай мне хоть как-нибудь
Явиться призраком жене
    И только ей шепнуть,

Что это я, что это я,
    Не кто-нибудь, а Джон
Под безымянною плитой
    В аббатстве погребен.

Что это я, что это я
    Лежу в гробу глухом —
Со мной постылая рука,
    Земля во рту моем».

Ключи встряхнул апостол Петр
    И строго молвил так:
«То — души грешные. Тебе ж —
    Никак нельзя, никак».

И молча, с дикою тоской
    Пошел Джон Боттом прочь,
И все томится он с тех пор,
    И рай ему не в мочь.

В селеньи света дух его
    Суров и омрачен,
И на торжественный свой гроб
    Смотреть не хочет он.

1926