Читаем Стихотворения, басни, повести, сказки, фельетоны, 1921–1929 полностью

                    Нагляделся я на большие собрания:                    В глазах пестрит от электрического сияния,                    Народу в зале — не счесть,                    Давка — ни стать, ни сесть.                    На эстраде — президиум солидный,                    Ораторствует большевик видный,                    Стенографистки его речь изувечивают,                    Фотографы его лик увековечивают,                    Журналисты ловят "интересные моменты",                    Гремят аплодисменты,                    Под конец орут пять тысяч человек:                    — Да здравствует наш вождь Имя-Рек1                    Мне с Имя-Реками не равняться,                    Мне бы где-либо послоняться:                    У поросшего лопухом забора                    Подслушать обрывок разговора,                    Полюбоваться у остановки трамвайной                    Перебранкой случайной,                    Уловить на улице меткое словцо,                    Заглядеться на иное лицо,                    Обшарить любопытным взглядом                    "Пивную с садом",                    Где сад — чахоточное деревцо                    С выгребной ямой рядом,                    Где аромат — первый сорт,                    Хоть топор вешай.                    "М-м-мань-ня… ч-черт-р-р-т!"                    "Не цапайся, леш-шай!.."                    У пивного древа                    Адам и Ева, —                    Какой ни на есть, а рай!                    Не разбирай.                    Без обману.                    Соответственно карману.                    А карманы-то бывают разные:                    Пролетарские и буржуазные.                    Не пробуйте ухмыляться заранее:                    Мол, у меня в башке туман —                    Начал писать про собрание,                    А свел на карман.                    Сейчас вам будет показано,                    Как одно с другим бывает связано.                       Есть такой город — Евпатория,                    У него есть своя история.                    Но прошлое нас мало касается,                    Когда настоящее кусается.                    К Черному морю этот городок                    Выпятил свой передок,                    Приманчивый, кокетливый,                    К нэпманам приветливый,                    А спиной пролетарской,                    Разоренною, мертвой, "татарской",                    Повернулся к равнине степной,                    Где пылища и зной.                    Здесь, за этой спиною,                    Задыхаясь от зною,                    Приютился вокзальчик невзрачный,                    По ночам сиротливый, покинутый, мрачный,                    На припеке на три изнурительных дня                    Приютивший в вагоне меня.                       Как мужик я изрядно известный,                    То пролетариат весь местный,                    Железнодорожный,                    Прислал мне запрос неотложный:                    Не угодно ли мне, так сказать,                    Себя показать                    И обменяться живыми словами?                    — Интересуемся оченно вами…                    Без председательского звона,                    Без заранее намеченного плана                    Разместились на путях, у вагона,                    Вокруг водопроводного крана                    Человек… ну, едва-едва                    Десятка полтора или два.                    Может быть, я ошибся в количестве:                    Не заметил тех, кто лежал на животе.                    Ведь собрание шло не при электричестве,                    А в ночной темноте.                    Тем не менее                    Был оркестр, проявивший большое умение,                    Оркестр — собранью под стать —                    Какого в Москве не достать:                    От чистого сердца, отнюдь не халтурно,                    Кузнечики — вот кто! — звенели бравурно,                    Без дирижера — и явного и тайного —                    Показали пример искусства чрезвычайного,                    Оттеняя старательно каждый нюанс.                    Гениальный степной Персимфанс!.. {*}                    {* Первый симфонический ансамбль.}                    Под эту игру бесконечную                    Повели мы беседу сердечную.                    Разливаться ли тут соловьем,                    Иль противно ломаться подвидом всезнайки?                    Говорили душевно. И я без утайки                    Говорил даже что-то о детстве своем.                    Обо всем говорило собрание,                    Под конец — про карман.                    Обратил на это внимание                    Рабочий, _Димитренко Емельян_.                    Спросите у Димитренка, бедняги,                    Кто он — по чину — такой?                    "Я, — скажет он, — служба тяги,                    Я — на всё и у всех под рукой".                    Одна по штату, незаменимая,                    Эта "тяга" неутомимая.                    Начальник вокзала — всему голова,                    У него заместителей два.                    Телеграфист с телеграфистом чередуются.                    Одна "тяга" бессменно "мордуется".                    Праздник, не праздник — Емельян на пути.                    "Емельян, подмети!"                    Емельян подметает.                    "Емельян, угля не хватает!"                    Емельян кряхтит под кулем                    С углем.                    "Емельян, на уборку поездного состава!"                    "Емельян, есть во всех ли вагонах вода?"                    Емельян танцует и слева и справа,                    Емельян тянет шлангу туда и сюда.                    "Емельян, на промывку вагонов для соли!"                    С Емельяна — пот ручьем, не росой,                    На ногах ему соль разъедает мозоли,                    Потому что — босой.                    "Емельян, — кличет слесарь, — в депо на минутку                    Емельян — в водопроводную будку,                    Там у бака какой-то изъян!.,                    — Емельян!..                           — Емельян!..                                  — Емельян!..                    Емельян надрывается зиму и лето.                    Ему отдыха нет: не гуляй, не болей!                    Емельян Димитренко получает за это                    В месяц… _девять рублей_!                       Димитренко — весь потный и черный, —                    Он богач бесспорный.                    Любому Ротшильду, Форду                    Он плюнет презрительно в морду.                    Его щедрость достойна удивления.                    Подсчитайте его отчисления.                    "Емельян, два процента в союз".                    "Даю-с!"                    "Емельян, отчисление в МОПР".                    "Отчисляю, я добр!"                    "Емельян, дай на Воздухофлот".                    "Вот!"                    "Емельян, Доброхим".                    "Дадим!"                    "На "Долой неграмотность" гони четвертак".                    "Так!"                    "В кассу взаимопомощи…"                    "Сколько?"                        "Процент!"                    "В момент!"                    "Емельян, в Ох… мат… млад…" {*}                    {* Охматмлад — охрана материнства и младенчества.}                    "Что такое?"                        "Ох… мат…"                    "Что ж, и я не лохмат!"                    "Емельян, на борьбу с этим… с этим…"                    "Говори сразу: сколько? Ответим!"                    "На газету "Гудок"… надо всем поголовно…*                    "Сколько нужно?"                        "Расход — пустяков:                    Шестьдесят пять копеечек ровно".                    Результат получился таков:                    На пятнадцать рабочих — пятнадцать "Гудков".                    "Понимаю, — кряхтит Емельян, — значит нужно.                    Горе: в грамоте слаб. И читать недосужно".                    Дома ждут Емельяна жена и ребята.                    Рубль за угол. На что этот угол похож!..                    Дочка в школе, и в месяц по рублику тож.                    Рубль. А где его взять? Вот как тает зарплата…                    На руках остается от всех прибылей…                    Пять рублей!                       Ночь. Кузнечики шпарят симфонию ту же.                    Димитренко кончает о быте своем.                       "Да, живем все еще не просторненько, друже,                    Но, одначе, живем.                    Из деревни не кума дождешься, так свата.                    Кум — не кум, сват — не сват без муки или круп.                    Хоть деревня, сказать, и сама небогата…"                    Кто-то сплюнул: "Ну, да. Знаем ихнего брата.                    Привезет на пятак, чаю схлещет на руп…"                       "Чем еще, — я спросил, — есть у вас похвалиться?"                    "Есть у нас Крымтепо, чтоб ему провалиться1                    На картошку, товарищ, имейте в виду,                    Деньги взяты еще в двадцать третьем году,                    А картошки все нет. Деньги канули в воду".                    "В Евпатории ж цены — беда!                    Летом сколько народу приезжает сюда!"                    "Цены скачут, как блохи!                    Все же летом бывали делишки неплохи.                    Вещи нэпманам раньше носили. Доход.                    За сезон кой-чего мы б себе накряхтели.                    Да от нас отошло это в нынешний год.                    Появились носильщики. Вроде артели".                       "Что носильщики скажут?"                       "Да нету их тут!"                    "Почему?"                       "Потому. Так они и придут.                    Ведь они у нас летний кусок отобрали".                    "Братцы! Поздно. Идти по домам не пора ли?"                    Рано утром я высунул нос из вагона,                    Посмотрел. Димитренко-то — вона!                    "Служба тяги" на рельсах.                       "Здоров, Емельян!                    Тянем?"                       "Тянем, товарищ Демьян!"                    Пригляделся к нему. Тот же потный и черный,                    Но — приветливый, бодрый, проворный,                    Не вчерашний, какой-то другой.                    Вправду ль он? Горемыка ли?                    Говорит мне: "Простите уж нас, дорогой,                    Что вчера мы пред вами маленько похныкали.                    Это верно: бывает порой чижало.                    Точно рыбе, попавшей на сушу.                    А в беседе-то вот отведешь этак душу,                    Глядь, — совсем отлегло".                    "Е-мель-я-я-ян!.. Будешь там толковать до обеда!.."                    Емельян встрепенулся: "Прощайте покеда!"                    И, на лбу пот размазав рукою корявою,                    Побежал к паровозу со шлангой дырявою.
Перейти на страницу:

Все книги серии Бедный, Демьян. Собрание сочинений в 5 томах

Похожие книги