Еще очертания птиц дрожат на озерной водеИ медленно чайка летит холодным туманным простором,На бледные полосы туч крыло положив в высоте,Сквозь вялую зелень ветвей мелькая дымком среброперым.Смеркается. Из-за дерев, на гладком разгоне дорог,Которые длинной петлей безжизненный парк огибают,Приземистых черных машин несется тяжелый поток,Они на асфальте шипят и, злобно шипя, исчезают.Бензиновый едкий угар ползет по шоссе полосой,Ползет по дорожкам аллей, видавших немалые беды.Всё глубже ложится туман, и пахнет прокисшей ботвойОт старых заброшенных гряд в сыром «огороде победы».И весь этот запах гнилья, вся душная зыбкая мглаКолеблется, вьется, течет, сплетая туманные нити,И мрак опускается в парк, и тишь над листами всплыла,И зданья поникли вокруг в тяжелом безмолвном укрытьи.Шуршание чьих-то шагов из мглы донесется на мигИ стихнет, поглочено мглой. И вновь наплывает молчанье.От холода мелко дрожа, идет, приподняв воротник,Какой-то чиновник. Скрипит утоптанный гравий в тумане.Идут друг за другом. Один себя повторяет в другом,Такой же бесплодной тоской, как новый прохожий, болея.Такое же сердце в груди под тем же скрипит сюртуком.Такой же придавленный рот, такая же дряблая шея.Как цифра на счетчике, вдруг является черная тень,Чтоб сразу исчезнуть, за ней другие бегут единицы.Чураясь друг друга всю жизнь, кончая безрадостный день,Идут боязливо они, безликие дети столицы.То клерки идут по домам, как будто справляя обряд,Когда закрывают бюро и гасятся лампы в конторах.Размеренным маршем нужды бредет по Гайд-парку парадНесчастных созданий людских без всякой надежды во взорах.Без слов, без друзей, без мечты, идут, чтоб уныло молчать,Писаки разбойничьих фирм, контор беспощадных служаки,И мертвенно светят во мгле их лица, как будто печатьИмперских безрадостных дел, холодной имперской клоаки.