Читаем Стихотворения и поэмы полностью

Шесть! —                   Приутихают конторы.К лифтам, трамваям, метро – напролом!А сверхурочники, с кислым взором,Снова усаживаются за столом.В красные                  от лозунгомании                                                стены,К незамедляющимся станкам,Хмурые волны вечерней сменыЛьются             сквозь производственный гам.По министерствам, горкомам, трестамУже пошаркивает метла,Хлопают дверцы с прощальным треском,И засыпают в шкафах дела.И вот уже —                          оранжев, пурпурен и малинов,Гладя глыбы набережных теплою рукой,Самый лучезарнейший из добрых исполиновМедленно склоняется над плавною рекой.Юркают по зеркалу вертлявые байдарки,Яхты наклоняются, как ласточки легки…Ластятся прохладою ласкающие парки,Яркими настурциями рдеют цветники.С гомоном и шутками                                       толпясь у сатураторов,Дружески отхлебывают пенистый оршадЮноши с квадратными плечами гладиаторов,Девушки хохочущие платьями шуршат.                Влажной дали зов                Нежно бирюзов,Холодно глубок у розовеющих мостов.Трамвайчики речные                    бульбулькают, пышут,Отблески и зайчики                                    по майкам                                                       рябят…Гуторят, притопатывают,                                             машут, дышат
Вдоль палуб конопатых                                          стайки                                                       ребят.Издали им мраморный марш барабанятИ шпилем золоченым затеняют асфальтСверкающие горы                                 высотных зданий    И контуры                          университетских                                                          Альп.Там, у причалов,             у всех станций,                                 у плит спусков,                                                  в песке пляжей,Где луч солнца             завел танцы,                              где весь воздух                                             молвой полн —Пестрят вскрики,             бегут пятки,                              спешат руки                                             забыть тяжесть,С плотвой шустрой             играть в прятки,                                     дробить струи                                             и бег волн.В тени парков             зажглись игры.                              Как мед, сладки                                             в кафе морсы,И бьет в сетку             баскет-бола                              с сухим шарком                                             смешной мяч,Гудут икры,             горят щеки,                              зудят плечи,                                             блестят торсы:То – бес спорта,             живой, юркий,
                              всю кровь в жилах                                             погнал вскачь.Закатом зажигаются развесистые кроны,Оркестры первых дансингов, дрожа,                                                                   льют                                    трель,Качелями, колесами шумят аттракционы,Моторы карусельные жужжат,                                                        как                             дрель.          Броситься колдобинами гор американских,Ухая и вскидываясь – вниз,                                                    вверх,                                                               вбок,Срывами и взлетами, в тележках и на санках,Сцепливаясь судорожно в клубок:                                                            – Мой                                   Бог… —Сев на деревянную раскрашенную свинку,Мерно, по спирали убыстрять                                                       свой                                                               бег,В головокружении откинувшись на спинку,Чувствуя, как ветер холодит                                                   щур                                                            век;Вспархивать на цыпочках «гигантскими шагами»,Точно поднимаемый крылом                                                   вьюг                                                             лист;Взвихриваться ломкими, зыбкими кругамиВ воздух, рассекающий лицо,                                                    как хлыст;Празднуя советский карнавал,                                                       вверх                                                                   крутоВзбрасываться в небо, утеряв                                                    весь                                                             вес;С плавно раздуваемою сферой парашюта
Рушиться в зияющий провал,                                                    как                                                             бес!..Чтобы кровь тягучая —                                            огнем                                                       горела,Чтобы все пронизывал, хлестал,                                                          бил                                                                   жар;Чтобы, наслаждением подхлестывая тело,Ужас заволакивал мозги,                                             как пар!..Тешатся масштабами. Веруют в размеры.Радуются милостям,                                    долдонят в барабан…Это – нянчит отпрысков великая химера,Это – их баюкает стальной Левиафан.Прядают, соседствуют, несутся,          возвращаются,Мечутся, засасываясь в омут бытия,Кружатся, вращаются, вращаются,          вращаютсяУтлые молекулы чудовищного Я.А в нелюдимой Арктике,          в летней ее бессоннице,Мгновенно уподобляясь космическому палачу,Разрыва экспериментального                                                   фонтан                               поглощает солнце,Как буйствование пожара —                          беспомощную свечу.Но лишь по секретным станциям, в почтительном           отдалении,Поерзывают уловители разломов коры                                и гроз,Да ревом нечеловеческим                        ослепнувшие тюлениПриветствуют планетарный научный апофеоз.Город же, столица же – как встарь                                                                    длит
                                 жизнь.Вечер! развлекай нас! весели!                                                       взвей!                                                                    брызнь!В ёкающем сердце затаив                                             жуть                томную, приятно-газированный испуг,                                        зноб,                                           чад,Сотни голосящих седоков                                             в муть                темную, вот, по узкой проволоке, путь                                        свой                                           мчат.Оттуда – на мгновение, внизу,                                                          вся                в пламенных сияньях несосчитанных —          Москва,                                        наш                                           рок,В дни горя, в ураганах и в грозу —                                         страж    каменный, в годину же хмельного торжества —                                        наш                                               бог.Она – в бегущих трепетах огней,                                                              фар             иглистых, в прожекторах шныряющих,          в гудках сирен,И полумаской дымною над ней                                                        пар             зыблется от фабрик, стадионов,                                        эспланад,                                           арен.И кажется – в блаженстве идиллии вечерней,Что с этим гордым знаменем – все беды          хороши,И вычеркнута начисто из памяти неверной          Тоскующая правда                                             ночной                                                          души.
Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная библиотека поэзии

Возвращение Чорба. Стихи
Возвращение Чорба. Стихи

Сборник рассказов и стихотворений, опубликованных ранее в различных эмигрантских изданиях, был подготовлен Набоковым в июне 1929 г.; вышел из печати в декабре того же года.Спустя четверть века в книге «Русская литература в изгнании» Струве дал сжатый, но очень точный анализ всей набоковской лирики — в том числе и стихотворений из «Возвращения Чорба». «В <…> тщательно отобранных стихотворениях, вошедших в "Возвращение Чорба" <…> срывов вкуса уже почти нет, стих стал строже и суше, появилась некоторая тематическая близость к Ходасевичу (поэту, которого зрелый Набоков ставил особенно высоко среди своих современников), исчезли реминисценции из Блока, явно бывшие чисто внешними, подражательными, утратилось у читателя и впечатление родства с Фетом, которое давали более ранние стихи Набокова (сходство и тут было чисто внешнее, фетовской музыки в стихах Набокова не было, он был всегда поэтом пластического, а не песенного склада). <…> Стихи "Возвращения Чорба" в большинстве прекрасные образчики русского парнасизма; они прекрасно иллюстрируют одно из отличительных свойств Набокова как писателя, сказавшееся так ярко в его прозе: необыкновенную остроту видения мира в сочетании с умением найти зрительным впечатлениям максимально адекватное выражение в слове».Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Стихи и поэзия
Университетская поэма
Университетская поэма

В конце 1926 года Набоков пишет «Университетскую поэму» — 882 стиха, 63 строфы по 14 строк. Главным предметом исследования в поэме представляется одиночество, будь то одиночество эмигранта, студента или старой девы.«Университетская поэма» — это также дань Пушкину. В поэме такое же количество строк в песне и такая же структура песни, как и в «Евгении Онегине», а ее строфа старательно переворачивает ту форму, которую изобрел для своей строфы Пушкин: четырнадцатая строка в пушкинской схеме становится первой у Сирина, женская рифма превращается в мужскую, а мужская — в женскую. Сирин показывает молодым поэтам, которых он рецензировал, что можно делать со стихом: общая схема, индивидуальные открытия.Несмотря на все ее хрупкое обаяние и великолепный комментарий к Пушкину, «Университетская поэма» все-таки представляется слишком сдержанной, в ней слишком мало пушкинской музыки и пушкинской страстности. Хотя Пушкин бывал и хрупким или холодным, он, кажется, всегда пил жизнь залпом. «Университетская поэма», дивного фарфора сервиз из тридцати шести предметов, позволяет нам разве что цедить жизнь маленькими сладкими глотками. Однако Иван Алексеевич Бунин, великий старейшина эмигрантской литературы, был иного мнения. Сразу после выхода поэмы он написал Сирину письмо, в котором чрезвычайно тепло отозвался о ней.Б. Бойд. «Владимир Набоков. Русские годы»

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Проза / Русская классическая проза
Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия
Стихи, 1916
Стихи, 1916

Свою литературную деятельность Владимир Набоков (Сирин) начинал не с прозы, а со стихов. В 1916 г., еще будучи учеником Тенишевского училища, на собственные деньги, полученные по наследству от скоропостижно скончавшегося «дяди Руки» (Василия Рукавишникова), юный Набоков издает книгу стихотворений, которую, как потом чистосердечно признавался писатель, «по заслугам немедленно растерзали те немногие рецензенты, которые заметили ее». Среди этих хищников был преподаватель Тенишевского училища Василий Гиппиус По воспоминаниям Набокова, «В. В. Гиппиус <…> принес как-то экземпляр <…> сборничка в класс и подробно его разнес при всеобщем, или почти всеобщем смехе. <…> Его значительно более знаменитая, но менее талантливая кузина Зинаида, встретившись на заседании Литературного фонда с моим отцом <…> сказала ему: "Пожалуйста, передайте вашему сыну, что он никогда писателем не будет"»Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков

Поэзия

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия
Кавказ
Кавказ

Какое доселе волшебное слово — Кавказ! Как веет от него неизгладимыми для всего русского народа воспоминаниями; как ярка мечта, вспыхивающая в душе при этом имени, мечта непобедимая ни пошлостью вседневной, ни суровым расчетом! ...... Оно требует уважения к себе, потому что сознает свою силу, боевую и культурную. Лезгинские племена, населяющие Дагестан, обладают серьезными способностями и к сельскому хозяйству, и к торговле (особенно кази-кумухцы), и к прикладным художествам; их кустарные изделия издревле славятся во всей Передней Азии. К земле они прилагают столько вдумчивого труда, сколько русскому крестьянину и не снилось .... ... Если человеку с сердцем симпатичны мусульмане-азербайджанцы, то жители Дагестана еще более вызывают сочувствие. В них много истинного благородства: мужество, верность слову, редкая прямота. Многие племена, например, считают убийство из засады позорным, и у них есть пословица, гласящая, что «врагу надо смотреть в глаза»....

Александр Дюма , Василий Львович Величко , Иван Алексеевич Бунин , Тарас Григорьевич Шевченко , Яков Аркадьевич Гордин

Поэзия / Путешествия и география / Проза / Историческая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия