Стихотворения и поэмы

Он руки не простер, не приветствовал их.

И в людской суете, и под золота звон,

Гром могучий затих, Божий глас заглушен,

И в отравленном сердце, средь пошлых утех,

Божье слово давно вызывает лишь смех.

Да, погиб мой народ! Ничего не зажглось

В обессиленном теле, прогнившем насквозь,

И чрез ночь роковую скитанья бродя,

Не мог дать он веками пророка — вождя

С сердцем, полным огня и зиждительных сил,

Кто б душой огневой ему путь озарил,

Кто бы поднял народа поруганный стяг,

И кому выше счастья и жизненных благ

Были б Бог и народ, и за правду борьба,

Кто горел бы враждой к жалкой доле раба,

Состраданьем, безбрежным, как моря простор,

Как народная скорбь, как народный позор,

Чтоб все это слилось в роковую любовь, —

В нем пожаром горя, зажигая в нем кровь,

Мощным эхом гремя день и ночь напролет:

— С нами Бог! Он на труд и на подвиг зовет!

Да, погиб мой народ, он к позору привык,

Без порывов и дел он постыдно поник,

Гнет цепей вековых — необъятный позор

Иссушил его ум, ослепил его взор.

Он к неволе привык, и его лишь гнетет

Рабский страх пред бичом, пыль вседневных забот.

Извиваясь как червь, в бездне муки и бед,

Разве может он верить в грядущий рассвет,

Страстно рваться к далеким незримым лучам,

И вещать свое слово грядущим векам?..

Не проснется он сам без ударов бича,

Не воспрянет к борьбе без угроз палача:

Цвет увядший сухой и роса не живит!..

Если стяг и взовьется, и вновь загремит

Трубный звук, предвещая неволе конец,

Всколыхнется ли труп, встрепенется ль мертвец?!

1897

 Перевод Л. Яффе

ВАШЕ СЕРДЦЕ

Словно в дом, где разбито имя Бога над дверью,

В ваше сердце проникла толпа бесенят:

Это бесы насмешки новой вере — Безверью —

Литургию-попойку творят.

Но живет некий сторож и в покинутых храмах —

Он живет, и зовется Отчаяньем он;

И великой метлою стаю бесов упрямых

Он извергнет и выметет вон.

И, дотлевши, погаснет ваша искра живая,

Онемелый алтарь распадется в куски,

И в руинах забродит, завывая, зевая,

Одичалая кошка Тоски.

1897

Перевод В. Жаботинского

«Если познать ты хочешь тот родник…»

* * *

Если познать ты хочешь тот родник,

Откуда братья, мученики-братья

Твои черпали силу в черный день,

Идя с весельем на смерть, отдавая

Свою гортань под все ножи вселенной,

Как на престол вступая на костры

И умирая с криком: Бог единый! —

Если познать ты хочешь тот источник,

Из чьих глубин твой брат порабощенный

Черпал в могильной муке, под бичом,

Утеху, веру, крепость, мощь терпенья

И силу плеч — нести ярмо неволи

И тошный мусор жизни, в вечной пытке

Без края, без предела, без конца; —

И если хочешь знать родное лоно,

К которому народ твой приникал,

Чтоб выплакать обиды, вылить вопли —

И, слушая, тряслись утробы ада,

И цепенел, внимая, Сатана,

И трескались утесы, — только сердце

Врага жесточе скал и Сатаны; —

И если хочешь видеть ту твердыню,

Где прадеды укрыли клад любимый,

Зеницу ока — Свиток — и спасли;

И знать тайник, где сохранился дивно,

Как древле чист, могучий дух народа,

Не посрамивший в дряхлости и гнете

Великолепья юности своей; —

И если хочешь знать старушку-мать,

Что, полная любви и милосердья

И жалости великой, все рыданья

Родимого скитальца приняла

И, нежная, вела его шаги;

И, возвратясь измучен и поруган,

Спешил к ней сын — и, осеня крылами,

С его ресниц она свевала слезы

И на груди баюкала... —

Ты хочешь,

Мой бедный брат, познать их? Загляни

В убогую молитвенную школу,

Декабрьскою ли ночью без конца,

Под зноем ли палящего Тамуза[14],

Днем, на заре или при свете звезд —

И, если Бог не смел еще с земли

Остаток наш, — неясно, сквозь туман,

В тени углов, у темных стен, за печкой

Увидишь одинокие колосья,

Забытые колосья, тень чего то,

Что было и пропало, — ряд голов,

Нахмуренных, иссохших: это — дети

Изгнания, согбенные ярмом,

Пришли забыть страданья за Гемарой,

За древними сказаньями — нужду

И заглушить псалмом свою заботу...

Ничтожная и жалкая картина

Для глаз чужих. Но ты почуешь сердцем,

Что предстоишь у Дома жизни нашей,

У нашего Хранилища души.

И если Божий дух еще не умер

В твоей груди, и есть еще утеха,

И теплится, прорезывая вспышкой

Потемки сердца, вера в лучший день, —

То знай, о бедный брат мой: эта искра —

Лишь отблеск от великого огня,

Лишь уголек, спасенный дивным чудом

С великого костра. Его зажгли

Твои отцы на жертвеннике вечном —

И, может быть, их слезы нас домчали

До сей поры, они своей молитвой

У Господа нам вымолили жизнь —

И, умирая, жить нам завещали,

Жить без конца, вовеки!

1898

Перевод В. Жаботинского

ИЗ ПЕСЕН БАР-КОХБЫ

[15]

Так значит, слишком мы страдали,

Когда, как звери, люты стали,

Когда пощады мы не знали

И вражью кровь мы проливали!..

Пришло народа пробужденье,

Воспрянул он и крикнул: Мщенье!..

В теснинах ада, в преисподней —

Вы здесь его для нас создали —

Таился некий зверь голодный

И нашей кровью вы его питали.

И там, во мраке, он скрывался,

Бессильный в злобе и в мученье...

Теперь его победный вой прорвался,

И — горе вам!.. Пришло — отмщенье!..

У вас мечи, щиты, забрала,

Тьмы диких, яростных коней,

У вас есть все... А мы — нас мало!

Зато наш предок Маккавей[16].