Стихотворения и поэмы

Иду зарубленный, убитый, бездыханный.

Следы злодейства я, как мой народ, сберег,

Чтоб ты узнала нас, вглядевшись в эти раны.

Сочти их до одной. Я спас от палачей

Детей и матерей ценой моих увечий.

За тех, кто избежал и газа, и печей,

Я жизнью заплатил и мукой человечьей!

Твою тропу вовек не скроют лед и снег.

Твой крик не заглушит заплечный кат наемный,

Боль твоих мудрых глаз струится из-под век.

И рвется к небесам, как скальный кряж огромный.

4

Течет людской поток — и счета нет друзьям,

Скорбящим о тебе на траурных поминах.

Тебя почтить встают из рвов и смрадных ям

Шесть миллионов жертв, замученных, невинных.

Ты тоже их почтил, как жертва, пав за них

На камни минские, на минские сугробы,

Один, среди руин кварталов ледяных,

Среди студеной тьмы и дикой вьюжной злобы.

Шесть миллионов жертв... Но ты и мертвый смог

Стать искуплением их чести, их страданий.

Ты всей Земле швырнул кровавый свой упрек,

Погибнув на снегу, среди промерзших зданий.

Рекой течет печаль. Она скорбит без слов.

К тебе идет народ с последним целованьем.

Шесть миллионов жертв из ям и смрадных рвов

С живыми заодно тебя почтят вставаньем.

5

Покойся мирным сном, свободный от забот, —

Ведь мысль твоя жива и власть не утеряла,

Реб Лейви-Ицхока свирель еще поет,

Еще лучится твой могучий лоб Марала!

Твоей любви снега не скажут — замолчи!

Твой гнев не заглушит пурги слепая злоба.

Как две зажженные субботние свечи.

Мерцают кисти рук и светятся из гроба.

Ты щуриться привык, обдумывая роль.

Так видел ты ясней, так собирал ты силы;

Теперь под веками ты прячешь гнев и боль,

Чтоб их не выплеснуть из стынущей могилы.

Блистают зеркала, и кажется — вот-вот

Ты вновь наложишь грим к премьере величавой,

Глазами поведешь, упрямо стиснешь рот

И в небо звездное шагнешь, как прежде, "с правой".

6

Распадом тронуты уже твои черты.

Впитай же музыку в себя, ручьи мелодий

Из "Веньямина Третьего", — недаром ты

Любил истоки их, живущие в народе!

Под этот струнный звон к созвездьям взвейся ввысь!

Пусть череп царственный убийцей продырявлен,

Пускай лицо твое разбито, — не стыдись!

Незавершен твой грим, но он в веках прославлен.

Сочащаяся кровь — вот самый верный грим.

Ты и по смерти жив, и звезды ярче блещут.

Гордясь последним выступлением твоим,

И в дымке заревой лучами рукоплещут.

Какой-нибудь из них, светящей сквозь туман,

Ты боль свою отдашь, и гнев, и человечность.

Пред ликом Вечности ни страшных этих ран.

Ни муки не стыдись... Пускай стыдится Вечность!

7

Распахнут занавес... Ты не для смертной тьмы

Сомкнул свои глаза. И дар твой благородный

С благоговением воспримем ныне мы,