Это и не старо, и не ново,Ничего нет сказочного тут.Как Отрепьева и Пугачева,Так меня тринадцать лет клянут.Неуклонно, тупо и жестокоИ неодолимо, как гранит,От Либавы до ВладивостокаГрозная анафема гремит.1959
* * *
И юностью манит, и славу сулит,Так снова со мной сатана говорит:«Ты честью и кровью платила своейЗа пять неудачно придуманных дней,За то, чтобы выпить ту чашу до дна,За то, чтобы нас осветила луна,За то, чтоб присниться друг другу опять,Я вечность тебе предлагаю, не пятьДо света тянувшихся странных бесед.Ты видишь – я болен, растерзан и сед,Ты видишь, ты знаешь – я так не могу».Я руку тогда протянула врагу,Но он превратился в гранатовый куст,И был небосклон над ним огнен и пуст.Горы очертания – полночь – луна,И снова со мной говорит сатана,И, черным крылом закрывая лицо,Заветное мне возвращает кольцо.Но стонет и молит: «Ты мне суждена,О, выпей со мною хоть каплю вина».К чему эти крылья и это вино, —Я знаю тебя хорошо и давно,И ты – это просто горячечный бредШестой и не бывшей из наших бесед.1960
* * *
Другие уводят любимых, —Я с завистью вслед не гляжу.Одна на скамье подсудимыхЯ скоро полвека сижу.Вокруг пререкания и давкаИ приторный запах чернил.Такое придумывал КафкаИ Чарли изобразил.И в тех пререканьях важных,Как в цепких объятиях сна,Все три поколенья присяжныхРешили: виновна она.Меняются лица конвоя,В инфаркте шестой прокурор…А где-то темнеет от знояОгромный небесный простор,И полное прелести летоГуляет на том берегу…Я это блаженное «где-то»Представить себе не могу.Я глохну от зычных проклятий,Я ватник сносила дотла.Неужто я всех виноватейНа этой планете была?1960
ПОЗДНИЙ ОТВЕТ
М. И. Цветаевой
Белорученька моя, чернокнижница…Невидимка, двойник, пересмешник,Что ты прячешься в черных кустах,То забьешься в дырявый скворечник,То мелькнешь на погибших крестах,То кричишь из Маринкиной башни:«Я сегодня вернулась домой.Полюбуйтесь, родимые пашни,Что за это случилось со мной.Поглотила любимых пучина,И разрушен родительский дом».Мы с тобою сегодня, Марина,По столице полночной идем,А за нами таких миллионы,И безмолвнее шествия нет,А вокруг погребальные звоныДа московские дикие стоныВьюги, наш заметающей след.Март 1940