Если бы Нил усомнилсяВ плодоносности своих разливов,Если бы Мемфису не снилсяТабор торговцев крикливых,Если б кто-то из живущих спассяОт молчанья, спрессованного веками,Если бы сам Птах не распался,Став своими восемью двойниками,Если б не желтели в мире листья,Если б на ночь оставляли настежь двери, –Я б тогда поверил в бескорыстье,В женскую любовь твою поверил.Ибо слово фараона ловит чуткоНемигающий писец Неферти,Ибо нет у женщины рассудка,И влеченье к ней – дорога к смерти.1990
«Недописанная строка…»
Недописанная строкаНе даёт мне покоя,А она, словно клевер, легка,Словно синь над рекою.Жить во тьме одному –И не верить, что всё утрясётся,Но любить эту тьмуИ ночное приветствовать солнце,И, в пчелиных мирахЦветовые слова уловляя,Облекать их во мрак,Будто память лоскутного рая, –Если вправду поэтИ у Бога чего-нибудь стою…Но строки этой нет,И она не даёт мне покоя.1990
«Вы верите стихам? Я тоже верил им…»
Вы верите стихам? Я тоже верил им,Но дальний, дикий смысл, как запах зверобоя,Открылся мне меж строк: мерило ритма – Рим,Чьё войско не даёт Святой Земле покоя.Душа, твой лёгок Храм, он бел, почти незрим,Поклонники смелы, левиты непреклонны,Но разум шлёт слова, как легионы – Рим:Несётся крик со стен, и в пламени колонны!Вы верите стихам? Я тоже верил им,Но пеплом быть – толпе, а пенью – чёрной печью…Вы слышите? Псалом взрывается: «Горим!Наш белоснежный Смысл охвачен жаркой Речью!»1990
Кельты
– О’кей – о кельты,Дары друидов,Струенье Леты,Дриады выдохВ плоть человечью:Дымится ЗмейСырцовой печьюПоследних дней…– О’кей – о кельты,Чьё имя – Пламя!– Пришёл? Теперь ты,Конечно, с нами,А то в прогибыОсенних лунГлядел в Египет,Как злой колдун!– О нет, не ваш я,Я был вам братом,Но в чёрной чашеВы вскрыли атом,Вы вскрыли атом,Открыли кровь –И стала адомДубрава снов!..1990
Младенчество
Река задвигалась, пошла Москва-река,И я проснулся в колыбели:Дома и клёны, лица, облакаВращались надо мной и пели.Но вдруг игрушка выпала из рук –Земля! И я вгляделся удивлённо:Как страшно! Обрывался каждый круг –Жизнь дома, матери, жизнь облака и клёна! –Но вновь заснул. И только преступивПределы зренья, смутно стал гадать я:В земле ли скрылся слышный мне мотивИли упал в небесные объятья?Меня иное зренье увелоТуда, где Лик неотделим от Слова:И мать глядела, дерево цвело,И дом стоял средь облака живого!Нам верх и низ неведомы, покаВ суставы времени мы не врастаем,Но небо движется – Москва-река –И ждёт, пока мы в облаке растаем…1990