Стихотворения и поэмы

Футуризм для Каменского был не одним из очередных увлечений, а целым этапом в его духовной биографии, художественной формой его мироощущения. Видный театральный деятель Н. Н. Евреинов, близкий друг поэта, впоследствии писал о нем: «Весь его „футуризм“ – и футуризм не только но всех его произведениях, но в самой жизни, в укладе ее, – это не плод досужей фантазии, не оригинальничание, не поза, а органически вытекающее из отношения поэта к жизни… Он создает свои формы бытия и проповедует их задорно-вызывающе не только песнями, но и всей жизнью своей».[26] И действительно, жизнь разворачивалась перед Каменским как чудесное, захватывающее зрелище, где он чувствовал себя не сторонним наблюдателем, а одним из главных действующих лиц. Поэт, романист, драматург, актер, живописец, авиатор, охотник, оратор, пропагандист, путешественник – во всех этих обличиях Каменский оставался самим собой – «непромокаемым энтузиастом», человеком, страстно увлеченным потоком жизни, поисками полноты и радости бытия. Он писал о себе:

Поэт-мудрец и авиатор,
Художник, лектор и мужик,
Я весь изысканный оратор,
Я весь последний модный шик.

Звенит, как сонная аорта,
Мой наркотический лиризм –
Я от деревни до курорта
Провозглашаю футуризм…

…Из жизни создал я поэмию,
А из поэмии – стихи,
И стал подобен солнцегению
И композитором стихии.

(«Моя карьера»)

В этих стихах, в самой поэтической позе Каменского тех лет (1914–1916) явственно чувствуется влияние «эго-футуризма» Игоря Северянина.[27] Оно сказывается в стихотворениях Каменского и в изобилии неологизмов и псевдо-красивости северянинского «ресторанного» жаргона, и в его «курортном» восприятии жизни:

Из Симферополя на автомобиле
Приехал в Ялту я запыленный –
И улыбнулся мореволно…

…Душой напевной и взволнованной
Я взволновать решился младость,
И вот пою, вниманьем скованный,
Звучальную Ай-Петри радость…

(«Приехал в Ялту»)

Эти северянинские мотивы на время потеснили ту самобытность, непосредственность, которая подкупала в ранних стихах Каменского. Однако ему удалось преодолеть это влияние, и в своих лучших произведениях он обретал свой собственный голос.

Во многом и жизнь свою писатель строил в соответствии с тем обликом поэта, который вырисовывался в его творчестве.

Каменский нередко говорил в стихах о событиях своей частной жизни, упоминая в них своих знакомых, называя их имена и фамилии. Но главный и единственный герой его стихов – он сам. Первоначально – это поэт с мироощущением ребенка, дикаря, живущий среди природы, чутко улавливающий шорохи и запахи лесов, полей и рек. В дальнейшем этот облик поэта – камского «дикаря» – испытывает полное превращение: это авиатор, восхищенный высотой, пространством:

Воздухом –
Духом
Душа изветрилась,
Будто не хочется
Знать о земном.
Крыльями воля
Людей окрылилась, – дни
Океанятся
Звездным звеном.

(«Полет на аэроплане»)

Затем поэт-авиатор сменяется обликом поэта-футуриста, бросающего вызов окружающему обществу, и, наконец, перевоплощается в мужицкого бунтаря («Степан Разин»).

Такого рода метаморфозы на самом деле означали не смену позиций, а двойственность мироощущения и творчества Каменского. Справедливо отмечала современная поэту критика, что в его сочинениях проступают «два лица»: «одно – нежное, любовно-грустное, обращенное к „листочкам-шелесточкам“… Другое – злобное, обращенное к пришельцам из города. И два голоса у него. Один гибкий и ласковый, как шептание веток между собой, нежный и звонкий, как голос любимых птиц („Землянка“). Другой – острый и резкий, как лезвие кривого татарского ножа, который он носит за поясом („Стенька Разин“)».[28]

Как отмечалось, творчество Каменского тяготело к стихийному восприятию жизни, к примитивизму. Именно неприятие уклада капиталистического города, протест против бездушия буржуазной цивилизации объясняют его «бегство» в мир природы, нежную и ненасытную любовь к ней. Однако сознание поэта, как и его соратников по футуризму, было во многом противоречиво. И урбанизм и тяготение к патриархальным формам бытия не только противостояли, но и взаимно дополняли друг друга. Так, в сборнике «железобетонных поэм» «Танго с коровами», когда в них появлялся удобочитаемый текст, а не только загадочные ребусы, поэт жаловался на одиночество, проклинал город: