Стихотворения и поэмы

Подагрическим шагом своим
                                            журавлино-прямым,
Непристойно бранясь, закипая от злости,
                                                           как чайник,
В небеленый подвал мастерских пересыльной
                                                                 тюрьмы
По щербатым ступенькам спускается
                                            желчный начальник.
Он бранится недаром, не попусту с сердцем
                                                                    плюет
И кусает седые усы, зеленея от злобы:
Столяры в мастерской отказались срубить
                                                                  эшафот.
Он прочтет им заутреню!
                                Он им задаст, бритолобым!

Так он входит а столярку, где свищут рубанки

                                                                   и где
Три десятка бубновых тузов,
                                        здоровенных и дюжих,
Помаленьку работают, как по колено в воде,
Стоя в мягкой волне шоколадных
                                             и кремовых стружек.
Кто-то гвоздь заколачивает и лениво поет,
На насмешливых лицах написано явно
                                                           нахальство…
«Кто-то хочет быть в карцере, —
                                      марш мастерить эшафот!
Очумели, мошенники? Вздумали спорить
                                                    с начальством?».
Завсегдатай этапов, российских централов
                                                                      гроза,
Нераскаянный рецидивист, уголовный
                                                             Мартынов,
Нн спеша поднимает пустые, как пропасть
                                                                      глаза,
И глядит на начальника, стружки ногой
                                                             отодвинув.
И начальник тюрьмы не выносит пустующих
                                                                       глаз.
Перед их пустотой — что твоя пустота
                                                           Торричелли?
«Не извольте кричать.
                               Не подходит нам этот заказ.
Мы не станем строгать невеселые
                                                           эти качели».
И фуганок от стружек очистив тупым долотом,
Уголовный Мартынов задумчиво бороду чешет:
«Человек, ваша милость, к примеру сказать,
                                                                 не пальто.
Так пускай себе ходит живой.
                                               Для чего его вешать?
Ну, там стол сколотить или их благородию
                                                                         шкап,
Но братва никогда не работала виселиц людям.
Может, кто и найдется, а нам все равно
                                                                     на этап.
В карцер можем сходить хоть сейчас.
                                             А мараться не будем».
И начальник глядит в голубые пустые глаза,
Что читает он в них — равнодушных,
                                                чужих и печальных?
Схватка длится мгновенье. И, ничего не сказав,
Журавлиным шажком ретируется желчный
                                                                начальник.
А в тюремном дворе, глядя в лужу воды,
                                                             как в трюмо,
На разбитую челюсть свою, с истерическим
                                                                 всхлипом,
Схоронясь за дровами, начальнику пишет
                                                                      письмо
Coгласившийся быть палачом
                                             уголовный Филиппов:
«Ваше высокородье! Меня забивают,
                                                                  хоть плач!
По великой нужде прибегаю за помощью
                                                                        вашей:
Арестанты меня не иначе зовут, как «палач»,
Заставляют не в очередь в нужник мотаться
                                                                 с парашей,
Отбирают табак, обещают зарезать ножом
Или шилом пырнуть, или темную сделать
                                                                 мне ночью.

Ваше высокородье! Пока я вам буду нужон, —

Христом-богом прошу: посадите меня
                                                                в одиночку».

Малка, вытащив рубль, что в платочке

                                                             завязан узлом,
В тихий домик почтовой конторы врывается
                                                                     с криком.
Седовласый чиновник сидит за зеленым столом,
Точно в нимбе, в густых бакенбардах
                                                         а lа Горемыкин.
Кучка светлых монеток, что собрана в год
                                                                    по грошу,
На сукно покатилась. «Скорее примите депешу!
Я для мужа помилованья у царицы прошу,
Если на день ответ запоздает,
                                                  он будет повешен!»
«Хорошо, хорошо! — и чиновник, захлопнув
                                                                          окно,
Говорит: «Остапчук! Проводи эту нервную
                                                                         даму».
Не читая листка, он засовывает под сукно
Aвгустейшей вдове адресованную телеграмму.