Усыпляя, влачась и сплющиваяПлащи тополей и стоков,Тревога подула с грядущего,Как с юга дует сирокко.Швыряя шафранные факелыС дворцовых пьедесталов,Она горящею паклеюСедое ненастье хлестала.Тому грядущему, быть емуИли не быть ему?Но медных макбетовых ведьм в дыму -Видимо-невидимо................Глушь доводила до бесчувствияДворы, дворы, дворы...И с них,С их глухоты - с их захолустья,Завязывалась ночь портних(иных и настоящих), прачек,И спертых воплей караул,Когда - с канатчиковой дачиДекабрь веревки вил, канатчик,Из тел, и руки в дуги гнул,Середь двора; когда посулСвобод прошел, и в стане стачекСтоял годами говор дул.Снег тек с расстегнутых енотов,С подмокших, слипшихся лисицНа лед оконных переплетовИ часто на плечи жилиц.Тупик, спускаясь, вел к реке,И часто на одном конькеК реке спускался вне себяОт счастья, что и он, дробяКавалерийским следом лед,Как парные коньки, несетК реке,- счастливый карапуз,Счастливый тем, что лоск рейтузПриводит в ужас все вокруг,Что все - таинственность, испуг,И сокровенье,- и что там,На старом месте старый шрамНоябрьских туч; что, приложивК устам свой палец, полуживСтоит знакомый небосклон,И тем, что за ночь вырос он.В те дни, как от побоев слабый,Пал на землю тупик. Исчез,Сумел исчезнуть от масштабаРазбастовавшихся небес.Стояли тучи под ружьемИ как в казармах батальоны,Команды ждали. НипочемСтесненной стуже были стоны.Любила снег ласкать пальба,И улицы обыкновенноНевинны были, как мольба,Как святость - неприкосновенны.Кавалерийские следыДробили льды. И эти льдыПерестилались снежным слоемИ вечной памятью героям.Стоял декабрь. Ряды окон,Неосвещенных в поздний час,Имели вид сплошных попонС прорезами для конских глаз.