Стихотворения и поэмы. Дневник

Вспять времени идет идущий по аллее.
Коль в сумерках идет – тем ярче и верней
надежда, что пред ним предстанут пропилеи
и грубый чад огней в канун Панафиней.

Он с лирою пришел и всем смешон: привыкла

к звучанию кифар людская толчея.
Над нею: – Вы – равны! – несется глас Перикла.
– Да, вы – равны, – ему ответствует чума.

Что там еще? Расцвет искусства. Ввоз цикуты

налажен. По волнам снует торговый флот.
Сурово край одежд Сократовых целуйте,
пристало ль вам рыдать, Платон и Ксенофонт?

Эк занесло куда паломника! Пусть бродит

и уставляет взор на портик и фронтон,
из скопища колонн, чей безымянен ордер,
соорудив в уме аттический фантом.

Эй, эй, остерегись! Возбранностью окружья

себя не обводи, великих не гневи.
Рожденная на свет в убранстве всеоружья —
исчадье не твоей, а Зевсовой главы.

Помешан – и твердит: – Люблю ее рожденье

во шлеме, что тусклей сокрытых им волос.
Жизнь озера ушла на блеска отраженье.
Как озеро звалось? – Тритон – оно звалось. —

Гефест, топор! А мать, покуда неповинна,

проглочена… – Молчи! – Событья приведут
к тому – что вот она! Не знается Афина
со сбродом рожениц, кормилиц, повитух.

Всё подвиги свершать, Персея на Горгону

натравливать, терпеть хвалу досужих уст,

охочих до сластей. А не обречь ли грому

купальщиц молодых, боящихся медуз?

Когда б не плеск и смех – герои и атлеты

из грешных чресел их произрасти могли б,
и прачки, и рабы. – Идущий по аллее,
страшись! Гневлив, ревнив и молчалив Олимп.

– Что ж, – дерзкий говорит, – я Зевсу не соперник.

Но и моей главы возлюбленная дщерь,
в сей миг, замедлив шаг на мраморных ступенях,
то не она ль стоит и озирает чернь?

Громоздко-стройный шлем водвинув в мрак заката,

свободно опершись на грозное копьё,
живее и прочней, чем Фидиево злато,
ожгло мои зрачки измыслие мое.

Гром отвечал ему. В отъезде иль уходе

он не был уличён, но слухов нет о нём.
Я с ужасом гляжу на дерево сухое,
спаленное ему ниспосланным огнём.

Он виноват, он лгал! Содеян не громоздко

богини стройный шлем, и праведно ее
воздетое для войн, искусства и ремёсла
и всех купальщиц вздор хранящее копьё.

Но поздно! Месть сбылась змеиной, совоокой,

великой… ниц пред ней! (Здесь перерыв в строке:
я пала ниц.) Неслась вселенная вдоль окон,
дуб длани воздевал, как мученик в костре.

Такой грозы, как в день тринадцатый июня,

усилившейся в ночь на следующий день,
не видывала я. Довольно. Спать иду я.
Заря упразднена или не смеет рдеть.

Живого смысла нет в материальном мифе.

Афины – плоть тепла, непререкаем Зевс.
Светло живет душа в неочевидном мире,
приемля гнев богов как весть: – Мы суть. Мы здесь.

Июль 1988

в Малеевке