Я вышла в сад, но глушь и роскошьживут не здесь, а в слове «сад».Оно красою роз возросшихпитает слух, и нюх, и взгляд.Просторней слово, чем окрестность:в нём хорошо и вольно, в нёмсиротство саженцев окрепшихусыновляет чернозём.Рассада неизвестных новшеств,о, слово «сад» – как садовод,под блеск и лязг садовых ножницты длишь и множишь свой приплод.Вместилась в твой объем свободныйусадьба и судьба семьи,которой нет, и той садовойпотёрто-белый цвет скамьи.Ты плодороднее, чем почва,ты кормишь корни чуждых крон,ты – дуб, дупло, Дубровский, почтасердец и слов: любовь и кровь.Твоя тенистая чащобавсегда темна, но пред жаройзачем потупился смущенновлюбленный зонтик кружевной?Не я ль, искатель ручки вялой,колено гравием красню?Садовник нищий и развязный,чего ищу, к чему клоню?И если вышла, то куда явсё ж вышла? Май, а грязь прочна.Я вышла в пустошь захуданьяи в ней прочла, что жизнь прошла.Прошла! Куда она спешила?Лишь губ пригубила немыхсухую муку, сообщила,что всё – навеки, я – на миг.На миг, где ни себя, ни садая не успела разглядеть.«Я вышла в сад», – я написала.Я написала? Значит, естьхоть что-нибудь? Да, есть, и дивно,что выход в сад – не ход, не шаг.Я никуда не выходила.Я просто написала так:«Я вышла в сад»…1980
Владимиру Высоцкому
I
Твой случай таков, что мужи этих мест и предместийбелее Офелии бродят с безумьем во взоре.Нам, виды видавшим, ответствуй, как деве прелестной:так – быть? или – как? что решил ты в своем Эльсиноре?Пусть каждый в своем Эльсиноре решает, как может.Дарующий радость, ты – щедрый даритель страданья.Но Дании всякой, нам данной, тот славу умножит,кто подданных душу возвысит до слёз, до рыданья.Спасение в том, что сумели собраться на площадьне сборищем сброда, бегущим глазеть на Нерона,а стройным собором собратьев, отринувших пошлость.Народ невредим, если боль о Певце – всенародна.Народ, народившись, – не неуч, он ныне и присно —не слушатель вздора и не покупатель вещицы.Певца обожая, – расплачемся. Доблестна тризна.Так – быть или как? Мне как быть? Не взыщите.Хвалю и люблю не отвергшего гибельной чаши.В обнимку уходим – всё дальше, всё выше, всё чище.Не скаредны мы, и сердца разбиваются наши.Лишь так справедливо. Ведь если не наши – то чьи же?1980