"Вставанием... вставайте, раскоряки!"
"Есть жалобы у вас насчет харчей?"
"Я слышал шум, но я не вижу драки".
"Какая драка, свет моих очей?"
"Медбрат сказал, что здесь дерутся". "Враки".
"Ты не юли мне". "Чей это ручей?"
"Да это ссака". "Я же не о ссаке.
Не из чего, я спрашиваю -- чей?"
"Да, чей, орлы?" "Кубанские казаки".
"Мицкевич!" "Ась?" "Чтоб вытереть, аспид!"
"Да, мы, врачи, заботимся о быте".
"А Горбунов что не встает?" "Он спит".
"Он, значит, спит, а вы еще не спите".
"Сейчас ложимся". "Верно, это стыд".
"Ну, мы пошли". "Смотрите, не храпите".
"Чтоб слышно, если муха пролетит!"
"Мне б на оправку". "Утром, потерпите".
"Ты, Горчаков, ответственный за быт".
"Да, вот вам новость: спутник на орбите".
"Ушли". "Эй, Горчаков, твоя моча?"
"Иди ты на..." "Ну, закрываем глазки".
"На Пасху хорошо бы кулича".
"Да, разговеться. Маслица, колбаски..."
"Чего же не спросил ты у врача?"
"Ты мог бы это сделать без опаски:
он спрашивал". "Забыл я сгоряча".
"Заткнитесь, вы. Заладили о Пасхе".
"Глянь, Горчаков-то, что-то бормоча,
льнет к Горбунову". "Это для отмазки".
"Ты вправду спишь? Да, судя по всему,
ты вправду спишь... Как спутались все пряди...
Как все случилось, сам я не пойму.
Прости меня, прости мне, Бога ради.
Постой, подушку дай приподниму...
Удобней так?.. Я сам с собой в разладе.
Прости... Мне это все не по уму.
Спи... если вправду говорить о взгляде,
тут задержаться не на чем ему -
тут всё преграда. Только на преграде.
Спи, Горбунов. Пока труба отбой
не пропоет... Всем предпочту наградам
стеречь твой сон... а впрочем, с ней, с трубой!
Ты не привык, а я привык к преградам.
Прости меня с моею похвальбой.
Прости меня со всем моим разладом...
Спи, спи, мой друг. Я посижу с тобой.
Не над тобой, не под -- а просто рядом.
А что до сроков -- я прожду любой,
пока с тобой не повстречаюсь взглядом...
Что видишь? Море? Несколько морей?
И ты бредешь сквозь волны коридором...
И рыбы молча смотрят из дверей...
Я -- за тобой... но тотчас перед взором
всплывают мириады пузырей...
Мне не пройти, не справиться с напором...
Что ты сказал?!.. Почудилось... Скорей
всего, я просто брежу разговором...
Смотри-ка, как бесчинствует Борей:
подушка смята, кончено с пробором..."
1965 -- 1968
-----------------
Зимним вечером в Ялте
Сухое левантинское лицо,
упрятанное оспинками в бачки.
Когда он ищет сигарету в пачке,
на безымянном тусклое кольцо
внезапно преломляет двести ватт,
и мой хрусталик вспышки не выносит:
я щурюсь; и тогда он произносит,
глотая дым при этом, "виноват".
Январь в Крыму. На черноморский брег
зима приходит как бы для забавы:
не в состояньи удержаться снег
на лезвиях и остриях агавы.
Пустуют ресторации. Дымят
ихтиозавры грязные на рейде.
И прелых лавров слышен аромат.
"Налить вам этой мерзости?" "Налейте".
Итак -- улыбка, сумерки, графин.
Вдали буфетчик, стискивая руки,
дает круги, как молодой дельфин
вокруг хамсой заполненной фелюки.
Квадрат окна. В горшках -- желтофиоль.
Снежинки, проносящиеся мимо.
Остановись, мгновенье! Ты не столь
прекрасно, сколько ты неповторимо.
январь 1969
-----------------
Посвящается Ялте
История, рассказанная ниже,
правдива. К сожаленью, в наши дни
не только ложь, но и простая правда
нуждается в солидных подтвержденьях
и доводах. Не есть ли это знак,
что мы вступаем в совершенно новый,
но грустный мир? Доказанная правда
есть, собственно, не правда, а всего
лишь сумма доказательств. Но теперь
не говорят "я верю", а "согласен".
В атомный век людей волнует больше
не вещи, а строение вещей.
И как ребенок, распатронив куклу,
рыдает, обнаружив в ней труху,
так подоплеку тех или иных
событий мы обычно принимаем
за самые событья. В этом есть
свое очарование, поскольку
мотивы, отношения, среда
и прочее -- все это жизнь. А к жизни
нас приучили относиться как
к объекту наших умозаключений.
И кажется порой, что нужно только
переплести мотивы, отношенья,
среду, проблемы -- и произойдет
событие; допустим -- преступленье.
Ан нет. За окнами -- обычный день,
накрапывает дождь, бегут машины,
и телефонный аппарат (клубок
катодов, спаек, клемм, сопротивлений)
безмолвствует. Событие, увы,
не происходит. Впрочем, слава богу.
Описанное здесь случилось в Ялте.
Естественно, что я пойду навстречу
указанному выше представленью
о правде -- то есть стану потрошить
ту куколку. Но да простит меня
читатель добрый, если кое-где
прибавлю к правде элемент искусства,
которое, в конечном счете, есть
основа всех событий (хоть искусство
писателя не есть искусство жизни,
а лишь его подобье).
Показанья
свидетелей даются в том порядке,
в каком они снимались. Вот пример
зависимости правды от искусства,
а не искусства -- от наличья правды.
1
"Он позвонил в тот вечер и сказал,
что не придет. А мы с ним сговорились
еще во вторник, что в субботу он
ко мне заглянет. Да, как раз во вторник.
Я позвонил ему и пригласил
его зайти, и он сказал: "В субботу".
С какою целью? Просто мы давно
хотели сесть и разобрать совместно
один дебют Чигорина. И всё.
Другой, как вы тут выразились, цели
у встречи нашей не было. При том
условии, конечно, что желанье
увидеться с приятным человеком
не называют целью. Впрочем, вам
видней... но, к сожалению, в тот вечер
он, позвонив, сказал, что не придет.