Стихотворения и поэмы (основное собрание)

Потрудитесь. Но истина дороже.

Я шел по переулку / по проспекту,

как ножницы -- шаги / как по бумаге,

вышагиваю я / шагает Некто

средь бела дня / наоборот -- во мраке.

И вновь благоухали анемоны,

выкрикивали птицы над базаром,

гудели привокзальные колонны,

но я-то проходил среди развалин.

И, Господи, что виделось, что было,

как новая весна меня ловила,

и новым колесом автомобиля

меня на переулочках давила.

И новая весна уже лежала,

любовников ногами окружала

и шарила белесыми руками

и взмахивала тонкими кругами.

Благословен приятель победивший,

благословен удачливый мужчина,

благословен любовник, придавивший

ногой -- весну, соперника -- машиной.

Лови, лови. Лови меня на слове,

что в улице средь солнца и метели,

что во сто крат лежащий в луже крови

счастливее лежащего в постели.

Слова Лжеца -- вы скажете. Ну что же.

Я щеголяю выдумкой и ложью,

лжецу всегда несчастия дороже:

они на правду более похожи.

Романс

Актер изображает жизнь и смерть,

натягивает бороду, парик.

-- Попробуйте однажды умереть! -

знакомый Лжец открыто говорит.

Он вечно продолжает свой рассказ,

вы -- вечно норовите улизнуть.

Заметив вас, он хочет всякий раз

о вашей жизни что-нибудь сболтнуть.

Он вводит вас в какой-то странный мир

сквозь комнаты дремучие, как лес,

он прячется за окнами квартир,

выкрикивает издали: Я здесь!

Все правильно. Вы чувствуете страх,

все правильно -- вы прячете свой взор,

вы шепчете вослед ему -- дурак,

бормочете -- все глупости и вздор.

Друзья мои, я вам в лицо смотрю,

друзья мои, а вас колотит дрожь,

друзья мои, я правду говорю,

но дьявольски похожую на ложь.

11. Комментарий

Шаги и шорох утренних газет,

и шум дождя, и вспышки сигарет,

и утреннего света пелена,

пустые тени пасмурного дня,

и ложь, и правда, что-нибудь возьми,

что движет невеселыми людьми.

Так чувствуешь все чаще в сентябре,

что все мы приближаемся к поре

безмерной одинокости души,

когда дела всё так же хороши,

когда всё так же искренни слова

и помыслы, но прежние права,

которые ты выдумал в любви

к своим друзьям, -- зови их, не зови,

звони им -- начинают увядать,

и больше не отрадно увидать

в иной зиме такой знакомый след,

в знакомцах новых тот же вечный свет.

Ты облетаешь, дерево любви.

Моей не задевая головы,

слетают листья к замершей земле,

к моим ногам, раставленным во мгле.

Ты все шумишь и шум твой не ослаб,

но вижу я в твоих ветвях октябрь,

все кажется -- кого-то ты зовешь,

но с новою весной не оживешь.

Да, многое дала тебе любовь,

теперь вовеки не получишь вновь

такой же свет, хоть до смерти ищи

другую жизнь, как новый хлеб души.

Да, о Лжеце. Там современный слог

и легкий крик, но не возьму я в толк,

зачем он так несдержан на язык,

ведь он-то уже понял и привык

к тому -- хоть это дьявольски смешно -

что ложь и правда, кажется, одно,

что лживые и честные слова

одна изобретает голова,

одни уста способны их сказать,

чему же предпочтенье оказать.

Как мало смысла в искренних словах,

цените ложь за равенство в правах

с правдивостью, за минимум возни,

а искренность -- за привкус новизны.3

Пусть говорит Усталый Человек.

Чего мне ждать от этаких калек,

опять пойдут неловкий стихи,

чуть-чуть литературщины, тоски;

когда-нибудь коснешься тех же мук,

и городских элегий новый звук

опять взлетит. Ну, вот и цель и хлеб:

к своим ногам вымеривать их цепь,

к своей судьбе -- и поперек и вдоль

у всех у них одна и та же боль.

12. Городская элегия

(Романс Усталого Человека)

Осенний сумрак листья шевелит

и новыми газетами белеет,

и цинковыми урнами сереет,

и облаком над улочкой парит.

И на мосту троллейбус тарахтит,

вдали река прерывисто светлеет,

а маленький комок в тебе болеет

и маленькими залпами палит.

И снова наступает забытье,

и льется свет от лампы до бумаги,

глядят в окно на странное житье

пугающие уличные знаки.

Комком бумажным катится твой век

вдоль подворотен, вдоль по диабазу

и в переулках пропадает сразу.

А ты смотри, ты все смотри наверх.

Хоть что-нибудь увидишь в небесах,

за новыми заметишь облаками.

Как странно обнаружить на часах

всю жизнь свою с разжатыми руками

и вот понять: она -- как забытье,

что не прожив ее четвертой части,

нежданно оказался ты во власти

и вовсе отказаться от нее.

13. Комментарий

Читатель мой, куда ты запропал.

Ты пару монологов переспал,

теперь ты посвежел -- сидишь, остришь,

а вечером за преф или за бридж

от нового романса улизнешь,

конечно, если раньше не заснешь.

Так, видимо, угоднее судьбе.

О чем же я горюю, о себе.

Пожалуй, нет. Привычно говорю.

Ведь я и сам немногое дарю,

привычно говорю: читатель где!

И, кажется, читаю в пустоте.

Горюй, горюй, попробуем сберечь

всех персонажей сбивчивую речь,

что легче, чем сулить и обещать,

чем автора с героями смешать,

чем вздрагивая, хмыкая, сопя

в других искать и находить себя.

Горюй, горюй. Сквозь наши времена

плывут и проползают имена

других людей, которых нам не знать,

которым суждено нас обогнать,

хотя бы потому, что и для нас

трудней любить все больше каждый раз.

Итак, за сценой нарастает джаз,

и красные софиты в три луча

выносят к рампе песню Скрипача.

14. Романс Скрипача

Тогда, когда любовей с нами нет,

тогда, когда от холода горбат,

достань из чемодана пистолет,

достань и заложи его в ломбард.

Купи на эти деньги патефон