Ненасытны глаза — мне, пожалуй, и жизни не хватитНаглядеться вот так, чтоб вполне, до конца, разглядеть,Как вдали облака превращаются в птиц на закатеИ как пролитый по небу мед переплавился в медь.Никогда не устанет мой слух отзываться на голосНедоступной, но все же мне близкой природы, когдаК замерцавшей звезде паутины таинственной волос,Как струну, запевая, протянет другая звезда.Никогда, никогда мне не хватит скупого дыханья,Чтоб до самого сердца проник аромат зацветающих липИ вполне насладились бы пальцы — мое осязанье —Ощущеньем горячей, шершавой и милой земли.И когда я приникну к траве и прохладные росыОбожгут мне и нёбо, и мой пересохший язык, —Мне покажутся вовсе нелепыми злые вопросы,Утвержденья, что в чувство шестое я — нет, не проник.Не проник. Мне довольно того, что дала мне природа,Чем богато дыхание всех благородных искусств,Только б мне удалось сохранить полноценной свободуИ высокую мудрость пяти человеческих чувств.[1970]«В конце беспокойной дороги…»[110]
В конце беспокойной дорогиМы часто подводим итогМинутам высокой тревогиИ сереньким дням без тревог.Колонками цифры построивТо справа, то слева, спешимВ уме подсчитать золотоеИ черное нашей души.И, вычтя одно из другого,Из радости темную боль,Вполголоса мертвое словоШепнем прозаически: «Ноль…»Но вдруг — по квадрату страницыВсе цифры скользнут и, ожив,Танцуя, взлетят вереницейВне логики правды и лжи,И, музыке странной покорна,Как воздухом, ею дыша,В родные, земные просторыЖивая вернется душа.«Розоватый рыжик спрятан в хвою…»[111]
Розоватый рыжик спрятан в хвою.У него под шляпкой младший брат.Воздух леса на смоле настоян,Он хмельнее хмеля во сто крат.Тишину лесную видно глазом,Слышно ухом — в золоте листва,Слышно, как мгновенные алмазыЗажигает в росах синева.И таким дыханьем необъятнымНасыщается моя душа,Что, спеша, уходит на попятныйСмерть от жизни, на попятный шаг.[1969]«Не утолить страшной жажды, о, сколько ни пей!..»[112]
…От страшной жажды песнопенья.М. Лермонтов
Не утолить страшной жажды, о, сколько ни пей!Как в минувшие дни почерневшие, жадные губыТянутся к влаге стихов, к обжигающей влаге твоей —О песнопенье! ты нас воскрешаешь и наново губишь.С каждой новой рожденной строкой умирает душаИ возрождается снова из пепла — легка и крылата —Феникс! — пока не иссякнут на дне золотого ковшаСветлые росы восхода и дымная лава заката.Девятый вал («Сквозь горловину узкого пролива…»)[113]