Bis!.. Но девы, подобные ветру,Улетели гирляндой цветной!(Возвращаемся к прежнему метру)Пантомимною сценой большойУтомились мы; вальс африканскийТоже вышел топорен и вял,Но явилась в рубахе крестьянскойПетипа{88} — и театр застонал!Вообще мы наклонны к искусству,Мы его поощряем, но там,Где есть пища народному чувству,Торжество настоящее нам;Неужели молчать славянину,Неужели жалеть кулака,Как Бернарди{89} затянет «Лучину»,Как пойдет Петипа трепака?..Нет! где дело идет о народе,Там я первый увлечься готов.Жаль одно: в нашей скудной природеНа венки не хватает цветов! Всё — до ластовиц белых в рубахе —Было верно: на шляпе цветы,Удаль русская в каждом размахе…Не артистка — волшебница ты!Ничего не видали вовекиМы сходней: настоящий мужик!Даже немцы, евреи и греки,Русофильствуя, подняли крик.Всё слилось в оглушительном «браво»,Дань народному чувству платя.Только ты, моя муза! лукавоУлыбаешься… Полно, дитя!Неуместна здесь строгая дума,Неприлична гримаса твоя…Но молчишь ты, скучна и угрюма…Что ж ты думаешь, муза моя? На конек ты попала обычный —На уме у тебя мужики,За которых на сцене столичнойПетипа пожинает венки,И ты думаешь: Гурия рая!Ты мила, ты воздушно легка,Так танцуй же ты «Деву Дуная»,Но в покое оставь мужика!В мерзлых лапотках, в шубе нагольной,Весь заиндевев, сам за себяВ эту пору он пляшет довольно,Зиму дома сидеть не любя.Подстрекаемый лютым морозом,Совершая дневной переход,Пляшет он за скрипучим обозом,Пляшет он — даже песни поет!.. А то есть и такие обозы(Вот бы Роллер нам их показал!){90} —В январе, когда крепки морозыИ народ уже рекрутов сдал,На Руси, на проселках пустынныхМного тянется поездов длинных… Прямиком через реки, поляЕдут путники узкой тропою:В белом саване смерти земля,Небо хмурое, полное мглою.От утра до вечерней порыВсё одни пред глазами картины.Видишь, как, обнажая бугры,Ветер снегом заносит лощины,Видишь, как эта снежная пыль,Непрерывной волной набегая,Под собой погребает ковыль,Всегубящей зиме помогая;Видишь, как под кустом иногдаПрипорхнет эта милая пташка,Что от нас не летит никуда —Любит скудный наш север, бедняжкаИли, щелкая, стая дроздовПролетит и посядет на ели.Слышишь дикие стоны волковИ визгливое пенье метели…Снежно — холодно — мгла и туман…И по этой унылой равнинеШаг за шагом идет караванС седоками в промерзлой овчине. Как немые, молчат мужики,Даже песня никем не поется,Бабы спрятали лица в платки,Только вздох иногда пронесетсяИли крик: «Ну! чего отстаешь? —Седоком одним меньше везешь!..» Но напрасно мужик огрызается.Кляча еле идет — упирается;Скрипом, визгом окрестность полна.Словно до сердца поезд печальныйЧерез белый покров погребальныйРежет землю — и стонет она,Стонет белое снежное море…Тяжело ты — крестьянское горе! Ой ты кладь, незаметная кладь!Где придется тебя выгружать?.. Как от выстрела дым расползаетсяНа заре по росистым травам,Это горе идет — подвигаетсяК тихим селам, к глухим деревням.Вон — направо — избенки унылые,Отделилась подвода одна,Кто-то молвил: «господь с вами, милые!»И пропала в сугробах она… Чу! клячонку хлестнул старичина…Эх, чего ты торопишь ее!Как-то ты, воротившись без сына,Постучишься в окошко свое?.. В сердце самое русского краяДоставляется кладь роковая! Где до солнца идет за порогС топором на работу кручина,Где на белую скатерть дорогПоздним вечером светит лучина,Там найдется кому эту кладьПо суровым сердцам разобрать,Там она приютится, попрячется —До другого набора проплачется!