Унылый, сумрачный бурлак!Каким тебя я в детстве знал,Таким и ныне увидал:Все ту же песню ты поешь,Все ту же лямку ты несешь,В чертах усталого лицаВсе та ж покорность без конца…Прочна суровая среда,Где поколения людейЖивут и гибнут без следаИ без урока для детей!Отец твой сорок лет стонал,Бродя по этим берегам,И перед смертию не знал,Что заповедать сыновьям.И, как ему, — не довелосьТебе наткнуться на вопрос:Чем хуже был бы твой удел,Когда б ты менее терпел?Как он, безгласно ты умрешь,Как он, безвестно пропадешь.Так заметается пескомТвой след на этих берегах,Где ты шагаешь под ярмомНе краше узника в цепях,Твердя постылые слова,От века те же: «раз да два!»С болезненным припевом: «ой!»И в такт мотая головой…
1860
Плач детей
Равнодушно слушая проклятьяВ битве с жизнью гибнущих людей,Из-за них вы слышите ли, братья,Тихий плач и жалобы детей?«В золотую пору малолетстваВсе живое — счастливо живет,Не трудясь, с ликующего детстваДань забав и радости берет.Только нам гулять не довелосяПо полям, по нивам золотым:Целый день на фабриках колесаМы вертим — вертим — вертим!Колесо чугунное вертится,И гудит, и ветром обдает,Голова пылает и кружится,Сердце бьется, все кругом идет:Красный нос безжалостной старухи,Что за нами смотрит сквозь очки,По стенам гуляющие мухи,Стены, окна, двери, потолки, —Всё и все! Впадая в исступленье,Начинаем громко мы кричать:— Погоди, ужасное круженье!Дай нам память слабую собрать! —Бесполезно плакать и молиться,Колесо не слышит, не щадит:Хоть умри — проклятое вертится,Хоть умри — гудит — гудит — гудит!Где уж нам, измученным в неволе,Ликовать, резвиться и скакать!Если б нас теперь пустили в поле,Мы в траву попадали бы — спать.Нам домой скорей бы воротиться, —Но зачем идем мы и туда?..Сладко нам и дома не забыться:Встретит нас забота и нужда!Там, припав усталой головоюК груди бледной матери своей,Зарыдав над ней и над собою,Разорвем на части сердце ей…»