Стихотворения. Поэмы

Наряду с думами о судьбах народа и родины в стихотворениях Петефи все чаще появляются слова «мир» и «человечество». Справедливое общество представляется ему завтрашним днем всех людей; понятия: свобода и угнетение, добро и зло — мыслятся во всемирном масштабе. Образ родины остается в центре поэзии Петефи, но его патриотизм не замыкается в узкие рамки одной страны; это патриотизм революционера-демократа, для которого открыты горизонты всего мира. При таком подходе стихотворения, обличающие национальную отсталость Венгрии, так же патриотичны, как и те, в которых прославляется героическое прошлое венгерского народа или бичуются правящие классы. Взывая к грозной памяти вождя крестьянского восстания Дёрдя Дожи, Петефи возвещает истину эпохи: родина погибнет, «если не обретет себе нового защитника». Поэтический синтез идей национального освобождения и классовой борьбы определяет стиль, тональность и структуру патриотической лирики Петефи. Он решительно порывает с высокопарностью и ложной патетикой поэзии либерального патриотизма; если стилистика этой поэзии воспроизводила риторику дворянских собраний, то патриотической лирике Петефи свойственна скорее демократическая лексика народной сходки. Пафос трибуна сочетается в его стихах, посвященных родине, с подкупающе интимными, бережными интонациями; любовная нежность и беспощадная критика, благоговейное почитание — и суровое обвинение, жесткость и мягкость, полет фантазии и верность фактам, — таков диапазон поэтического голоса Петефи в этих стихах.

К числу шедевров, обогативших его лирику, относятся стихи, посвященные Юлии Сендреи, которые он начал писать с осени 1846 года. Уже не тоска по выдуманной любви, не романтическое любовное томление, а сама любовь вдохновляла эти строки. Пылкая, необузданная страсть Петефи не терпит никакой условности, никакой стилизации. Эти стихотворения не образуют единого цикла, интонация их и форма все время меняются, охватывая едва ли не все жанры лирики, — от песни до дифирамба, от страстных признаний до философских размышлений и элегий.

Эти любовные стихотворения вводят нас в душевный мир человека, чья жизнь неразрывно связана с историей, и, когда он с естественной для влюбленного решимостью борется за свою любимую, напряженность его личных переживаний как бы вторит напряженности общественной жизни его страны. Поэту знакомы и колебания между жаждой любви и стремлением к революционной борьбе, и заманчивая мечта уединиться с любимой и найти свой островок счастья, и горечь разлуки с нею, а потом — с семьей. И все это становится стихами, удивительно яркой, неумирающей поэзией. Поэт понимает любовь как полную самоотдачу и готовность взять на себя ответственность за будущее (и надо ли говорить, что такая нравственная позиция сохраняет высокое свое значение и вне сферы любви?), — он пишет, обращаясь к Юлии:

Но ведь возможность разочарованья
Не повод для того, чтоб не любить.
Пойми: живое испытать страданье
Все ж лучше, чем безжизненно застыть.
Иль ты не строишь дом из опасенья,
Что вдруг пожар? Зачем же строить зря?
И так без крова терпишь дождь осенний
И попадешь в объятья декабря.

(Перевод Л. Мартынова)

Последнее стихотворение к жене поэт создает в перерыве между боями, словно подсознательно прощаясь с нею.

Так на вершине творчества Петефи происходит полное слияние личной и гражданской поэзии.

* * *

Весной 1848 года, в марте и апреле, Петефи вел дневник. В записи от 17 марта мы читаем: «Уже в течение долгих лет едва ли не единственное мое чтение, утренняя и вечерняя молитва, хлеб мой насущный — история французской революции, это новое Евангелие, в котором Свобода, второй спаситель мира, глаголет свои истины… Я ждал будущего, ждал той минуты, когда свободолюбивые мысли и чувства — пленники, в сердце моем осужденные на страшную муку, смогут наконец вырваться на волю из темницы, где их пытали… Я ждал этой минуты и не только надеялся, но и твердо верил, что она придет. Об этом свидетельствуют стихи, которые я пишу вот уже целый год. Не пустые мудрствования, а пророческое вдохновение (или, если угодно, животный инстинкт) поэта, помогло мне увидеть, что Европа с каждым днем близится к грандиозному насильственному потрясению».

Петефи не зря ссылается на стихотворения, которые он «пишет уже целый год»: в декабре 1846 года создано было стихотворение «Мысль одна меня тревожит…», где вздымается алое знамя с девизом «Мировая свобода»; в январе 1847 года родилось стихотворение «Поэтам XIX века», где так формулируется цель исторического движения человечества: