Стихотворения. Поэмы. Романы. Опера

Поезд —
  задумчивая, дымная игрушка
тащит с трудом
пятерых
  пассажиров —
через лес,
через ров,
по дороге теряя вагоны
и становясь втупик перед бревном
И вот герой
в широкополой шляпе,
взлетевши вверх тормашками
опередивши паровоз, —
уже в именьи
почтенных родителей
подготовляемой невесты
А там
в порыве
негостеприимства
(остатки мести родовой!)
его преследуют
из двери в дверь,
через балкон,
в стекло веранды.
И, наконец,
усталый как старинный паровоз,
Джон засыпает,
на мраморной скамейке
в уютном уголочке парка
с невинностью на личике.
А двое бравых мстителей
стоят за спинкою скамьи,
впиваясь
взором ищейки
в горизонт,
готовы ринуться
по первому дыханью

  Но все их ухищренья

  бессильны
  перед кротостью героя
  и водопадом
  верности любовной…

Так мы следим

внимательно
за тем, что было
не ровно
девяносто лет назад

Из комедии Гарри Ллойда *

Либретто

Охотник смелый
готов на все:
лисицу за уши
тащить из норки,
льва на аркане
привести домой,
иль прыгать в озеро
за утками
с зеленого размаху.
К рассказам
фрачники доверчивы.
И вот —
герою вручена
опасная двустволка
Однако,
зверей уничтожать
не так легко:
кто прячется в лесу,
а кто — пугает рыком,
и даже гуси
щиплются
до синяков.
Смешон
и опозорен
охотник возвращается на дачу
и от невесты слышит
решительный
как дробь,
отказ.

Декабристы * (Кадры)

Сквозь фижмы времени
готовится декабрь,
под снегом прячутся
возвышенные либералисты:
курносый
  плосколицый
    Пестель
в южном сообществе,
и мармеладный Трубецкой
диктатор кисленький
в собачьих бакенбардах
на Севере.
А сбоку, в мерку
вездесущей противоположности —
крестьян холодной розгой хлещут
на пышном фоне бальных диадем
Помещица,
толстуха тысячная Анненкова,
тащит сына
курчавца-офицера
в модный магазин.
А там Полина Гебль
с глазами-изюминками
и с газовою грудью
ему, кавалергарду,
себя вверяет
беззаветно,
для осторожности примолвив:
  — Все русские мужчины
  лукавы и изменчивы! —
Но он по чистой совести…
Восстанье решено,
устав прочитан
и нежнее верного
к Полине расположен
он слово закрепляет
обрученьем с ней.

  А на утро

  полки спешат
  к Петру на площадь,
  — Жизнь за республику,
  долой тирана!
    Сенатская площадь
    изумлена
    до пушечного зева
  с картечью в глотке.
Меж тем,
громоздкий император
Николай
в селедках бакенбард
за рюмочкой
  поддельных слез
улещает
сентиментального предателя
с нелгущими глазами:

Все расскажи

я сам рес-пу-бли-ка-нец
свободы всем
во множестве
дарую!
Но в пышный
фейерверочный праздник,
пока сверкают
зеленые фонтаны
среди точеных нимф, —
в тот же день
в 15 верстах от вензелей
ракет
и бураков,
на мерзлой площади
под указательным перстом
Петра Великого
мерзотно
покачиваются
повешенные в ряд.

Митя *

(Кино-комедия Н. Эрдмана)