Стихотворения Поэмы Шотландские баллады

«Дорогой сэр, — писал он, — ради всего святого, пришлите миссис Армор сюда немедленно. Моя жена может родить с минуты на минуту. Боже правый, каково ей, бедняжке, остаться одной, без друга… Знаю и чувствую, что силы окончательно подорваны и недуг станет для меня смертельным».

Ночью один из ближайших друзей Бернса писал в Эдинбург:

«…Только что я вернулся из горестной обители, где видел, как душа Шотландии уходит вместе с гением Бернса. Вчера доктор сказал мне, что надежды нет. Сегодня смерть уже наложила на него свою тяжелую руку… Но в нем еще теплилась жизнь — он сразу узнал меня… Когда я взял его руку, он сделал героическое усилие и ясным голосом проговорил: «Мне сегодня гораздо лучше, я скоро выздоровею…» Увы! Он ошибается…»

Но, утешая других, Бернс знал, что жизнь кончается: когда один из друзей передал ему привет от его почитателей — группы дамфризских стрелков-волонтеров, Бернс сказал:

«Только не позволяйте этим горе-воякам палить над моей могилой».

Бернса хоронили с помпой: не только «горе-вояки», но и регулярные войска шли церемониальным маршем до кладбища, играли трескучий и бездушный похоронный марш и, конечно, вопреки воле поэта «палили» над его могилой.

Джин не могла проводить Роберта: в этот час она родила ему пятого сына.

Гильберт приехал к выносу. Он простился с братом и первый бросил в могилу горсть земли.

Перед отъездом в Моссгил он спросил Джин, не нужно ли ей чего-нибудь.

Джин было больно и стыдно признаться, что в доме не было — буквально! — ни одного пенни.

Она попросила у Гильберта, немного денег взаймы.

Гильберт вынул один шиллинг, подал его Джин и, сердечно простившись с ней, вышел из дома.

У порога он вынул разграфленную книжечку и записал: «Один шиллинг — в долг, вдове брата».

К счастью, это был последний шиллинг, взятый Джин взаймы: по подписке немедленно собрали весьма значительную сумму, и с этого дня ни Джин, ни дети не знали нужды.

Через много лет, когда слава Бернса наконец нашла дорогу в придворные круги Лондона, король назначил вдове Бернса пенсию.

И Джин, верная памяти Роберта, от этой пенсии отказалась.

О том, как росла слава Бернса, говорят тысячи книг на всех языках мира, собранных в библиотеке Глазго.

Поэту поставлено множество памятников — от простого мраморного бюста в нише дамфризского дома до сложных и затейливых башен с барельефами, греческими портиками и статуями — причесанных красавцев-пахарей, с неизменной мышкой у ног, маргариткой под лемехом плуга и парящей музой в классических покрывалах.

Но народ хранит его память по-своему. Пожалуй, нет поэта, которого бы так знали и пели — на протяжении двух веков! — те, кто говорит по-шотландски и по-английски.

Строки его лучших стихов стали лозунгами, их несут на стягах шотландцы во время всемирных фестивалей, без конца цитируют в литературе.

Для множества поэтов, пишущих по-английски, начиная с поэтов «Озерной школы» — Колриджа, Вордсворта, Саути — и революционных романтиков начала XIX века — Байрона, Шелли, Китса — и кончая многими нашими современниками, Роберт Бернс стал первооткрывателем.

Он рассказал своим собратьям-поэтам, как надо писать о реальной, земной, человеческой жизни не со стороны, не только с точки зрения наблюдателя, но и с точки зрения непосредственного участника этой жизни, ее хозяина, ее творца.

Часто до Бернса поэты писали и о людях «простых», об их жизни, их чувствах.

Но, описывая работу деревенского кузнеца, поэт не чувствовал тяжести молота и жара от горна.

И даже о влюбленных в то время писали отвлеченно, забывая о живой земной прелести человеческого тела, о звонко бьющихся сердцах.

Бернс пишет, как он сампашет землю, самцелует девушку, самиздевательски хохочет прямо в глаза святошам и ханжам.

И поэтому ему веришь безоговорочно, как веришь лучшим сынам Земли, гениальным поэтам всех времен и народов.

Р. Райт-Ковалева

РОБЕРТ БЕРНС СТИХОТВОРЕНИЯ ПОЭМЫ

Переводы С. Я. Маршака

Честная бедность [2]