Оставив все, он бросился в Варшаву. Одиночество в вагоне. «Жандармы, рельсы, фонари»{366}… Первые впечатления Варшавы.
Пролог («Жизнь без начала и конца»).
Глава I. Петербург конца 70-х годов. Турецкая война и 1 марта. Это — фон. Семья и появление в ней «демона». Скучая, увозит молодую жену в Варшаву. Через год она возвращается: «бледна, измучена, ребенок золотокудрый на руках».
Глава II. Петербург 90-х годов. Царь. Тройки, вдова Клико. Воспитание сына у матери. Юность, видения, весенний пыл, роман (еще удачливый).
Глава III. Приезд в Варшаву. Смерть отца. Тоска, мороз, ночь.
Глава IV. Возвращение в Петербург. Красные зори, черные ночи. Гибель его (уже неудачливый). Баррикада.
Эпилог.
Два лейтмотива: один — жизнь идет, как пехота, безнадежно. Другой — мазурка.
21. IX. 1913
Дед светел. В семью является демон, чтобы родить сына (первый «отбор»).
Детство и юность сына. Розовый туман, пар над лугами.
Вся тоска — только для встречи с «простой». Все лицо, пленительное все. Зачатие сына (последний отбор, что сулит?).
В 70-х годах жизнь идет
… Но уже на все это глядят чьи-то
… И ребенка окружили всеми заботами, всем теплом, которое еще осталось в семье, где дети выросли и смотрят прочь, а старики уже болеют, становятся равнодушнее, друзей не так много, а друзья уже не те — свободолюбивые, пламенные. Теперь — апухтинская нотка.
Семья, идущая как бы на убыль, старикам суждено окончить дни в глуши победоносцевского периода. Теперь уже то, что растет, — растет не по-ихнему, они этого не видят, им виден только мрак. Тут и начинается: золотое детство, елка, дворянское баловство, няня, Пушкин (опять и опять!), потом — гимназия — сначала утра при лампе, потом великопостные сумерки с трескающимся льдом и ветром. Петербург рождается новый, напророченный «обскурантом» Достоевским
Пускай, наконец, «герой» воплотится. Пусть его зовут
План первой части
(1878–1881)
Чему радуется Петербург? Солнечный сентябрь 1878. Войска наши возвращаются от стен Цареграда. Их держали в карантине, довезли до Александровской станции и теперь по одному полку в день вводят в город по шоссе от Пулкова. Трибуны у Московской заставы, там императрица и двор. Народ по всему пути. Из окон летят цветы и папиросы на «серые груди». Идут усталые и разреженные полки. У командиров полков, батальонов — всюду цветы, на седле, на лошадиной челке. У
За ними Плевна, Шипка, Горный Дубняк. Шапки и темляки будут украшены. Но за ними еще — голод, лохмотья, спотыканье по снегу на Балканах, кровь, холод, смерть, хуже смерти — воровство интендантов.
В этой поэме я хочу указать на пропасть между общественным и личным, пропасть, которая становится все глубже [30].
Начало — на рубеже 70—80-х годов. Прекрасная семья. Гостеприимство — стародворянское, думы — светлые, чувства — простые и строгие.
Реформы отшумели. Еще жива память об измене Каткова{368}. Рядом «злится» Щедрин, Достоевский — обскурант.
Все заволакивается. 1-е марта. Победоносцев бесшумно садится па трон, как сова. Около этого времени в семье появляется черная птица: молодой мрачный (байронист) — предвестие индивидуализма, неудачник Александр Львович Блок. Приготовляется индивидуализм, это значит старинное «общественное» (миродержание) отпускается с миром, просыпается и готов зашуметь