Стихотворения. Поэмы. Театр

Празднество прервано нападением врагов. Бертран бросается в бой, обращает врагов в бегство и смертельно ранен. Изора, не зная о ране и видя в Бертране единственного преданного слугу, просит его стать ночью на стражу у окна, пока у нее будет Алискан, и, в случае опасности, подать знак ударом меча о камень.

Бертран, помогая Алискану взобраться в окно госпожи, встает на стражу у окна счастливых любовников. Истекая кровью, он постигает наконец, как Страданье может стать Радостью. В ту минуту, когда Изоре грозит опасность быть застигнутой ревнивым мужем, умирающий Бертран роняет меч на каменные плиты двора. Алискан, услышав звон меча, успевает бежать. Изора, никогда не обращавшая внимания на бедного рыцаря, увидав его мертвым, плачет.

Такова основа драмы «Роза и Крест». Она есть, во-первых, драма человека, Бертрана; он — не герой, но разум и сердце драмы; бедный разум искал примирения Розы никогда не испытанной Радости с Крестом привычного Страдания. Сердце, прошедшее долгий путь испытаний и любви, нашло это примирение лишь в минуту смерти, так что весь жизненный путь бедного рыцаря представлен в драме.

«Роза и Крест» есть, во-вторых, драма Изоры, хотя в ней представлена лишь часть ее пути, дальнейшая же судьба неразумной мещанки, сердце которой чисто, потому что юно и страстно, — неизвестна. Изора еще слишком молода для того, чтобы оценить преданную, человеческую только любовь, которая охраняет незаметно и никуда не зовет. Изора прислушивается к нечеловеческим зовам, которые влекут ее на противоположные пути. Если Гаэтан — не человек, а призрак и как бы чистый зов, певец, сам не знающий, о чем поет, то и Алискан — не человек, а красивое животное, которое слишком знает, куда зовет.

Естественно, что молодая и красивая женщина предпочла живое — призрачному; было бы странно, если бы темная и страстная испанка забыла южное солнце для северного тумана; но судьба Изоры еще не свершилась, о чем говорят ее слезы над трупом Бертрана. Может быть, они случайны, и она скоро забудет о них; может быть, и она приблизилась к пониманию Радости-Страдания; может быть, наконец, ее судьба — совсем не сходна с судьбою человека, который любил ее христианской любовью и умер за нее как христианин, открыв для нее своей смертью новые пути.

25 мая 1915

Алфавитный указатель произведений

«А под маской было звездно…» (Под масками) — 292.

Авиатор («Летун отпущен на свободу…») — 358.

Аметист («Порою в воздухе, согретом…») — 542.

Ангел-Хранитель («Люблю Тебя, Ангел-Хранитель во мгле…») — 211.

Анне Ахматовой («„Красота страшна” — Вам скажут…») — 431.

Антверпен («Пусть это время далеко…») — 437.

Балаган («Над черной слякотью дороги…») — 225.

Балаганчик («Вот открыт балаганчик…») — 190.

Балаганчик. Пьеса — 649.

«Барка жизни встала…» — 246.

«Бегут неверные дневные тени…» — 73.

«Бежим, бежим, дитя свободы…» — 539.

«Без Меня б твои сны улетали…» — 97.

«Без слова мысль, волненье без названья…» — 466.

«Безмолвный призрак в терему…» — 105.

«Безрадостные всходят семена…» — 98.

«Белоснежней не было зим…» (На зов метелей) — 282.

«Белый конь чуть ступает усталой ногой…» — 154.

Благовещение («С детских лет — видения и грезы…») — 415.

«Благославляю всё, что было…» — 427.

«Благословляя свет и тень…» (Экклесиаст) — 100.

Бледные сказанья («— Посмотри, подруга, эльф твой…») — 293.

«Блеснуло в глазах. Метнулось в мечте…» — 244.

«Божья матерь Утоли мои печали…» (За гробом) — 419.

«Болотистым, пустынным лугом…» — 469.

Болотные чертенятки («Я прогнал тебя кнутом…») — 149.

Болотный попик («На весенней проталинке…») — 152.

«Болото — глубокая впадина…» — 155.

«Боль проходит понемногу…» (Последнее напутствие) — 511.

Бред («Я знаю, ты близкая мне…») — 202.

«Брожу в стенах монастыря…» — 89.

«Будет день — и свершится великое…» — 70.

«Будет день, словно миг веселья…» — 106.

«Бушует снежная весна…» — 484.

«Бывают тихие минуты…» — 458.

«Был вечер поздний и багровый…» — 101.

«Был скрипок вой в разгаре бала…» (Вячеславу Иванову) — 429.

«Была ты всех ярче, верней и прелестней…» — 479.

«Было то в темных Карпатах…» — 521.

«В бесконечной дали корридоров…» — 318.

«В болезни сердца мыслю о Тебе…» — 529.

«В высь изверженные дымы…» — 243.

«В глазах ненужный день так ярок…» — 572.

«В глубоких сумерках собора…» — 575.

«В голодной и больной неволе…» — 397.

«В голубой далекой спаленке…» — 200.

«В городе колокол бился…» — 99.

«В густой траве пропадешь с головой…» — 495.

«В день холодный, в день осенний…» — 52.

«В длинной сказке…» (Сквозь винный хрусталь) — 294.

В дюнах («Я не люблю пустого словаря…») — 339.

«В жаркое лето и в зиму метельную…» (Художник) — 432.

«В кабаках, в переулках, в извивах…» — 245.

«В лапах косматых и страшных…» — 198.

«В лоне площади пологой…» (Сиена) — 412.

«В небе — день, всех ночей суеверней…» — 470.

«В неуверенном, зыбком полете…» — 466.

«В ночи, исполненной грозою…» — 538.

«В ночи, когда уснет тревога…» — 528.

«В ночь, когда Мамай залег с ордою…» — 498.

«В огне и холоде тревог…» — 401.