Стихотворения. Проза

Металл да кожа служат воину постелью, непоколебимая стойкость — вот к чему он стремится. Считается, что, когда естественность и воспитанность уравновешивают друг друга, человек становится благородным мужем.523 Для Мацукура Ранрана долг — это кости, верность — внутренности, учение Лаоцзы вошло в его душу, поэзия обретается где-то между печенью и легкими. Меня же свела с ним судьба, кажется, лет девятнадцать тому назад. Вот уже три года как одержим он был желанием оставить службу, и, идя по стопам древних мудрецов, удалиться в пещеры, но, обремененный престарелой матерью и связанный малолетними детьми, продолжал качаться на волнах этого мира. Однако, пребывая вне пределов хвалы и хулы, он подружился с ветром и облаками, и в этом году, вознамерившись полюбоваться луной на изголовье из волн у берегов Юи и Канадзава, на третий день второй декады срединного осеннего месяца524 взял в руки посох и направил стопы в Камакура, на обратном же пути занемог и в скором времени испустил последний вздох. Случилось это, если я не ошибаюсь, вечером двадцать седьмого дня того же месяца. Он ушел из мира, опередив семидесятилетнюю мать, снедаемый беспокойством за судьбу семилетнего сына. Он был в том возрасте, когда люди еще дорожат жизнью — ему не исполнилось и пятидесяти, и как, верно, печалился этот доблестный воин, который ради своего господина без всяких сожалений вспорол бы себе живот, какой обильной росой была покрыта трава его рукавов, поникшая под порывами безжалостного осеннего ветра…525 Друзья его горевали, даже вчуже представляя себе, каково было у него на душе в тот миг, когда пришел последний срок, когда же узнали они о том, в каком отчаянии мать, как кручинятся братья и сестры, — скорбь их сделалась столь велика, будто потеряли они самого близкого своего родственника. Помню, как в начале нынешнего года он, ведя за руку сына, пришел в мою хижину и попросил дать ребенку имя. Подумав, что у отрока такой же ясный взгляд, как у пятилетнего Оодзю,526 я, взяв знак Дзю, присоединил к нему знак «горный вихрь» — Ран,527 и получилось — Рандзю. Его радостное лицо и теперь стоит у меня перед глазами. Так уж заведено в мире, что и о человеке, не особенно близком, начинаешь тосковать, стоит ему покинуть этот мир: «но вот тебя нет, и сердце…»,528 а уж если расстаешься с тем, кто был связан с тобой долгими годами взаимной приязни, кого ты любил как отца, как сына, кто был для тебя все равно что собственная рука или нога, то при любом воспоминании о нем предаешься такой скорби, что на рукава ложится роса и кажется, еще немного — и закачается на волнах изголовье…529 Взяв в руки кисть, хочу запечатлеть на бумаге свои чувства, да только, видно, способности мои ничтожны, пытаюсь отыскать слова, но в груди теснит, и, облокотившись на скамеечку-под- локотник, я лишь смотрю и смотрю на ночное небо.530

Под ветром осенним
Сломался — и горе мое велико —
Тутовый посох.

Басё

Посетив могилу на третий день Девятого месяца:

Видишь ли ты?
В день седьмой531

над твоею могилойТрехдневный месяц…

<1693>

ПОВЕСТВОВАНИЕ О ТОДЗЮНЕ

Старый Тодзюн532 принадлежал к роду Эноки,533 его дед был деревенским врачом из Катата провинции Оми, звали его Такэ.534 Фамилия Эноки, очевидно, перешла к нему от матери Синси.535 В нынешнем году, на свою семьдесят вторую осень, он, удрученный болезнью, любовался луной, уже не поднимаясь с ложа, однако его по-прежнему волновали цветы и птицы, по-прежнему трогала сверкающая на траве роса,536 дух его оставался чист и невозмутим даже тогда, когда приблизился его последний срок.

В конце концов, оставив на память своим близким строфу о Сарасина,537 он сокрылся в тени Сокровенного учения о Большой колеснице.538 В молодости Тодзюн овладел искусством врачевания, и это стало его основным занятием в жизни, он получал жалование от некоего князя из рода Хонда и жил, не зная лишений, выпадающих на долю тех, у кого в котелке для варки риса плещется рыба, а в кастрюлях собирается пыль.539

Однако не по душе ему было идти по дорогам этого мира, он отказался от суетных почестей, вырезал дорожный посох и отстранился от дел. Ему тогда было чуть более пятидесяти. Поменял он свое городское жилище на горную хижину и жил как душе угодно, не выпуская из рук кисти и не поднимаясь из-за стола. Так продолжалось более десяти лет, и написанного им достанет, чтобы нагрузить хорошую повозку. Возле озера Бива появился он на свет, на Восточной равнине встретил свой последний день. Таков и должен быть великий отшельник, средь городской суеты живущий.540

Закатилась луна,
Нам на память оставив стол
О четырех углах.

<1693>

НАДПИСЬ НА СТОЛЕ