– Может, это и не так глупо,- заметил Говора, выбивая трубку.- Давайте попробуем. У тебя готово воспоминание, Екл?
– Разумеется,- подтвердил Екл, продолжая покачиваться.- Я помню один случай, когда мне не было еще и двух лет от роду. Матери нужно было сбегать куда-то напротив, взять меня с собой она не могла, отца не было дома, и вот я остался один,- мы жили без прислуги. Чтобы я не скучал, мать взяла из кухни в комнату большого гуся, которого она откармливала. Мне от одиночества стало не по себе, я судорожно обнял гуся за шею и ревел со страху, а гусь гоготал, тоже с перепугу… Чудная сценка, а?
– Расчудесная! – прогудел Новомлинский.
Собеседники на минуту задумались. Говора уже три раза зажигал спичку и прикладывал ее к трубке, но все забывал затянуться. Наконец он сделал затяжку и объявил:
– Ага, воспоминание уже вылупилось. Я помню, как был с отцом в монастыре и монашки брали меня на колени и целовали.
– Это еще получше гуся! – загудел Новомлинский.- А что у вас хорошего, Купка?
– Мой дед был звонарем в Раковнике. Он дожил до глубокой старости. Однажды ему пришло в голову, что он сам отзвонил себе отходную. Он пошел домой, лег и помер. Меня подвели к покойнику – он был уже одет – и велели поцеловать у него большие пальцы ног в белых чулках,-уж не знаю, откуда идет этот обычай. Потом я играл около столяра, нашего соседа, который делал гроб.
– Здорово идет у нас дело! – порадовался Екл.- Теперь вы, Новомлинский!
Новомлинский нахмурился и молчал. Наконец он заговорил:
– У меня нет самого раннего воспоминания… вернее, есть два, и я не знаю, какое из них старше. Во-первых, я помню, как мы меняли квартиру, переезжали с Новозамецкой вниз к «Слонам». Я ни за что не хотел ехать, пока за мной не понесли мою колыбельку. Второе – это как я однажды сказал своей сестренке бранное слово… знаете, совсем неприличное. Мать меня отшлепала п поставила в угол к задней ножке рояля… А ведь интересное существо ребенок! Этакая комичная копия взрослого человека. Такое это неразумное, такое беззаботное существо, что невольно поверишь в ангела-хранителя. Мой первый молитвенник был на немецком языке, а я тогда еще не понимал ни слова по-немецки. И целый год я читал Gebet fur schwangere Frauen[24]
но никакого плохого влияния это на меня не оказало.Екл снова замолотил ногами по крыше. Новомлинский, довольный, посмотрел на него.
– Знаете, что мне нравится в Екле? Скажешь что-нибудь остроумное и тотчас видишь на нем результат.
– Я и не думал смеяться над вашими остротами! – взорвался Екл.- Мне вдруг пришла страшно глупая мысль… У древних римлян ведь тоже бывали дети, а?
– Похоже на то.
– II, наверное, они не сразу начинали говорить, как Цицерон, а тоже болтали, как и наши малыши. Представьте себе классическую латынь в детском произношении! НатЬа1 ап?е ро^1аз![25]
– Ну и ну! Ох, батюшки!
Екл прямо-таки неистово замолотил по крыше. Все смеялись – собеседники, крыша, даже луна вместе со звездами словно подхихикнули им.
– Екл сегодня в ударе,- заметил Говора.
– Да,- подтвердил Купка.- Интересно, почему?
Екл уже утихомирился. Он сидел, выпрямившись и простодушно глядя на Купку.
– Гм… почему! А впрочем, почему бы и не сказать вам, новость так и распирает меня. Скажу! Я влюблен., вернее, уже нет, но… женюсь, тоже нет… в общем, не знаю, как вам сразу объяснить.
– Хорошенькая? – быстро спросил Купка.
– Разве он осрамил бы своих приятелей, взяв уродину в жены? – вступился за друга Говора.
– Женитьба… гм! Что ж, я тоже – за семейную жизнь, только вот мужья мне всегда мешают,- сказал, конечно, Новом-линский.- Деньги?
– Э, что деньги! Я не интересуюсь деньгами и приданым. Все равно его пропьешь, как только выдадутся несколько засушливых лет.
– Такой молодой и такой благородный!
– А кто же невеста? – спросили оба приятеля.
– Лизонька.
– Какая Лизонька?
– Знаете Пералека, портного, что живет на Сеноважной улице?
– А как же! – подтвердил Говора.- У него три дочери. Старшая – Мария, я ее терпеть не могу. Как взгляну на нее, от зевоты сводит скулы. Средняя – Лизонька. А младшая – Карла, такая сухопарая.
– Она такая сухая, что не может закрыть рот, не облизнувши губы! И все-таки Карла первая вышла замуж,- удивился Купка.
Опытный Новомлинский поднял палец.
– Из трех сестер
– Болтайте, болтайте,- проворчал Екл.- Терпеть не могу, когда люди много болтают, слова вставить нельзя.
– Да, Лизонька хороша собой.
– Я думаю!
– А давно ли у вас любовь?