Стихотворения. Рассказы. Малостранские повести

Вскоре в деревне тесно, как в улье. Хлева, сеновалы, овины уже не вмещают пришельцев, к тому же даже последнему бедняку новые постояльцы не по душе. Зачем же встречать неприветливый взгляд, к чему сажать на шею лишнего хозяина, когда можно быть самому себе паном, не спрашивая никого «не помешаю ли»? Прочь из деревни, через несколько дней будет у босяков свой поселок! Он притулится между домиком инженера и бараком первого пантафира.

Барак пантафира – «кантина», трактир,- уже стоит. В нем два отделения: в меньшем спят «пан с пани», в большем помещалось несколько столов и лавок, наспех сбитых из досок, и «магазин». Здесь властвует пантафирка, тучная женщина с весьма решительным выражением лица, беспокойным взглядом и чересчур ярким,- я бы сказал, алкоголическим, если б речь шла не о даме,- румянцем. Одним она улыбается, на других обрушивается бурей. Вдоль стен стоят сосуды с той самой жидкостью, без которой на свете до сих пор не существовало бы ни одной железной дороги и которую называют «от стенки к стенке». Затем – бочки с селедкой, ящики с сыром, по стенам развешаны саженные ожерелья различных колбас. Сколько хороших вещей послали боги босякам – о господи, только б не надо было ради них работать!

Инженер дал лесу, сколько кому было нужно. Одни поставили несколько досок и оплели их хворостом – летняя квартира готова. Другие подумывают и о зиме: вырыли в склоне горы пещеру размером две на две сажени, устроили крышу из бревен и земли, соорудили какое ни на есть оконце и дверь. Низкий домик, что и говорить, но, с другой стороны, какой многоэтажный дом со столь различными обитателями не напоминает нам сумасшедшего дома! Была бы охота – ив такой норе может поселиться довольство. Да в некоторых из этих жилищ не так уж и плохо. «По дому сразу видно, женат ли хозяин»: бревна внутри выбелены, все, что можно вымыть,- вымыто, тюфяки и одеяла скромно довольствуются определенным местом, земляной пол плотно утрамбован, горшки и миски чистые; на стенке, бывает, даже зеркальце прилажено, и ряд гвоздей вбит, чтоб платье вешать. Такая маленькая светлица стоит хозяйке немалых трудов, ибо не много времени остается у нее на возню с жилищем. Жена обычно помогает мужу в работе. Если несколько мужчин объединяются в артель,- только не больше шести, иначе начинаются драки! – одна из жен по очереди остается дома стряпать на всех. Ей да ангелу-хранителю поручается и забота о детях, которых в каждом домишке целая куча. Куда ее денешь, эту крикливую, озорную мелюзгу!

И вот уже стоит поселок. Будки, бараки, шалаши – в живописнейшем беспорядке, конечно, но – все же поселок; можно себе представить, на что похож, например, поселок, выросший за одну ночь там, где ищут алмазы или моют золото. Поселковый староста,- разумеется, пан инженер. И название у поселка есть: «Австралия». Не ищи его на карте, любопытный! Поселок этот внезапно вышел из моря и спова уйдет в море, как островки Тихого океана в их бесовской игре. Но кто же дал это имя – «Австралия»? Во всяком случае, тот, кто имеет на это право – а человек гениальный имеет право на все. «Heimatlos macht gottahnlich» [14] – у настоящего босяка всегда есть идеи; из ничего творит он целый мир идей. В нашей «Австралии», правда, хватает настоящих босяков, но нам повезло – двух самых настоящих мы встретили, когда они сюда шли.

Того, что в полотняной блузе, звали Франтишек Комарек; а другого, что в сюртуке – Ян Шнейдер. И почему бы нам тут же не добавить, что именно Комарек первый сказал, что «тут все, как в Австралии». Он, Комарек, правда, никогда в Австралии не бывал, но ведь все мы знаем, что такое поэтическое вдохновение. Говорят, им обладал и Шиллер. Но если Комарек дал имя, Шнейдер тоже внес свою лепту – поэзию. В первую же неделю он вдохновился, и уста его запели:

«Австралия», «Австралия»! Ах, в мире
Ты места лучше этого не жди…
Там тачку тянут вши четыре,
А пятая толкает позади…

Остальных строф мы не сообщаем из добрых побуждений; читатель может составить себе представление уже по первой. Но как сочетаются в них географические познания с биологическими, сколько сведений об отечественной и чужестранной фауне, какое глубокое проникновение в природу – и как плавно льется речь, какие звучные рифмы!

Жаль только, что ни Шнейдеру, ни Комареку до сих пор не пришло в голову построить и для себя какое-нибудь пристанище и гением своим внести еще больше разнообразия в пестроту поселковой архитектуры! Впрочем, живется им превосходно. Барак пантафира со всеми его сокровищами всегда служит им сильнейшим магнитом, и туда отправляются они тотчас но окончании работы. Там заказывают они «половинку» (пол-кружки) водки, потом – другую, потом еще несколько, а когда пантафирка говорит, что уже хватит и она уже хочет спать, друзья выходят на волю и растягиваются на земле. Может быть, они молятся на луну.