Стихотворения том 1 (СИ)

Это сон, это сон!.. Я был самым счастливым из тех, На кого находили лекарства заветные граммы,

А других ублажали завязками белых кальсон,

Отделяя от рёбер остывшие за ночь пижамы.

Ну, да хрен с ним, друзья! Те полвека уже далеко, Их считать, что мозги купоросить забытою синькой, Потому от него я отрёкся приличным плевком

И растёр на прощанье просушенным в меру ботинком.

Вновь глотается пыль, я нормальной дорогой иду, Двадцать лет той болячки меня измотали не в шутку, Но зато я познал, что такое горенье в аду,

И ценю вровень с жизнью рождённые мной прибаутки.

«»»»»»»»»»»»»»»»»

Я под вербой на муравушке лежу,

Разгоряченную голову стужу,

Птичка певчая, глаза остекленя,

С явным ужасом взирает на меня.

Ты, пичуга, надо мной не егози,

К знаменателю какому-то скользи!

Да, я знаю, что нечёсан и небрит,

Но зато вписался в общий колорит.

Ты по кругу полетай и погляди,

Нас, нечёсаных, небритых -- пруд пруди!

То ли денег нехватает на бритьё,

То ли просто опостылело житьё.

Жил бы Гойя, уважаемый Франциск,

Он и то не согласился бы на риск

Серой краской нанести на полотно

Нас, играющих с похмелья в домино.

Понимаешь, не о том ведётся речь,

Как себя от этой жизни уберечь,

Я, как радиус из круга, ни на шаг

От бутылок недопитых и от драк.

Надоела политическая муть,

Ты прощёлкай мне своё чего-нибудь.

Под хорошую мелодию вино,

Даже крепкое, не очень-то пьяно...

""""""""

Моя душа не в этом измереньи.

В каком? Не знаю. Нужно ли кому,

Чтоб в исповеди встал я на колени,

Противореча сердцу своему?

Не нужно, Знаю. К старости виднее!

Я жизнь привёл к логичному концу

И, если скоро распрощаюсь с нею,

Не потянусь к волшебному корцу.

Живой воды и мёртвой мне не нужно.

Меня здесь нет, я где-то далеко.

Хотя и там дыхание натужно,

Когда под челюсть врежут кулаком.

Зачем? А так. Чтоб не бродил по свету,

Сидел в своей привычной конуре

И скромно похохатывал в газету

В Самаре или в крошечной Туре.

А я бродяга, корсар и скиталец.

Сидеть на месте нудно, тяжело.

Я отплываю от горизонтали,

Чтоб вертикаль давила на весло.

Вверх или вниз, имеет ли значенье!

Судьба меня не оттолкнёт веслом…

Я проживаю в новом измереньи,

Душа живёт во времени ином.

«»»»»»»

Моё восприятие мира очищено

Временем, прошелестевшим извилины.

Я отложил сапоги с голенищами –

В ногу со стилями, в ногу со стилями!

Что-то не любится, что-то не нравится,

Что-то серпом по седому с морщинами!

Горлом осипшим не тянутся здравицы,

Но и проклятья не сыплются минами.

Чувства не скроешь за сеткою-рабицей,

Новый фундамент под стены не просится,

Можно не бриться и не парадиться,

И натуральнее выглядеть бросово.

Нет, ведь, не хочется, нет, ведь, усердствуешь, Морду скоблишь до потери сознания,

Словно идёшь на свиданье с мин херцами

В платьях со шлейфами по мирозданию!

Канули в прошлое белые шарфики,

Грудь нараспашку, носы под беретами,

Всё уплотнилось до резкого графика

В жизни, в эстетике, даже в поэтике.

Ревность замкнулась четверостишием,

Слово любви упаковано в рамочку

И реверанс, как вещица излишняя,

Выброшен в мусор психующей дамочкой.

Значит, отжили своё реверансики,

Шпаги мужские и перья над шляпами,

Можно спокойно в Москве или в Данциге

Честь и достоинство грязью заляпывать.

Самое большее, чем отвечается –

Мат трёхколенный, пропитанный водкою –

Речь произносишь, потом удаляешься

Рыцарской, важной, брезгливой походкою.

«»»»»»»»

Понимаю, что не молитвенно,

Хулиганственно и не царственно!

Колдыбаюсь я вновь по рытвинам,

Не по травам иду лекарственным.

Слово за слово не монистами,

А колючками и репейником,

Проще баловаться с нечистыми,

Чем у праведников затейником!

Всё равно не поймут иронии,

На хрен выбросят междометия!

Между нимбами и коронами

С реверансиками столетия.

На столетьях жабо в кружавчиках,

У меня под ногтями траурно,

Мне всегда доставалась ржавчина

В шутовской скоморошьей ауре!

На груди ничего не спрятано,

Мне работа, а богу богово,

Акт последний, явленье пятое,

Снова рытвины с эпилогами...

«»»»»»»»»»

День завершил работу

И натянул забрало

На подуставших малость

Пламенных Донкихотов.

На тротуарах пусто,

Тени длиннее улиц,

Окна саднят июлю

Полураскрытым чувством.

Витязи, на работе

Смелые до безумий,

Вдруг распустили слюни

В жёсткой мужской зевоте.

Кто за пивною кружкой,

Кто за семейной чашкой,

Кто-то шлифует ляжки,

Кто-то целует ушки.

Я тороплюсь за ними,

Не опоздать бы только

Выпить свою настойку

Жизни неопалимой.

Жизни, не обделённой

Ни на уклоне-склоне,

Ни на вершине-мине,

Где-то посередине.

«»»»»»»»

Уходить нелегко, возвращаться труднее

По заснеженной или осенней аллее,

В окна молча смотреть в ожидании чуда

И покашливать в руку не от простуды.

Чуда нет, будут только глаза не с портрета,

Устремлённые вниз на потёртость паркета

Или на однотонный разглаженный галстук,

Он со мною на месяц-другой побратался.

Да, мы с ним погуляли по зонам запретным.

Да, мы с ним зависали на стуле конкретном.

Да, стирались рубашки руками чужими.

Да, и губы шептали им чуждое имя.

Возвращаться трудней по ступеням избитым.

Тусклый свет на площадке сверкает софитом.

Тени строже в углах и соседние двери лифтами, Вверх и вниз разносящие сплетни-цунами.

Проще вниз уходить по ступеням щербатым,

На работу спешить на троллейбусе пятом,