Стихотворения. Война богов

Нельзя перевести поэму в несколько тысяч строк одинаково: есть места, удавшиеся больше, и есть места «недожатые», получившиеся слабее; работа перевода такой поэмы не кончается с переводом последней строки, даже с десятой отделкой ее, исправлять такую работу надо до самой смерти переводчика.

Поддерживая те принципы перевода, о которых я говорил выше, я не могу не присоединиться к мнению Вильдрака и Дюамеля, которые, написав исследование о принципах поэтической техники, закончили его меланхолически: «…но прежде всего необходимо быть поэтом».

Поэтому все мои принципиальные рассуждения о правилах перевода не имеют никакой цены, если в самой работе мне не удалось создать поэтического перевода поэмы Парни; но об этом судить может кто угодно, кроме самого переводчика.

Эротические стихи.

Из книги первой

Завтрашний день. Элеоноре.

Итак, Элеонора дорогая.

Теперь тебе чудесный грех знаком;

Желая, – ты дрожала пред грехом,

Дрожала, даже этот грех вкушая.

Скажи, что страшного нашла ты в нем?

Чуть-чуть смятенья, нежность, вспоминанья

И изумленье перед новизной,

Печаль, и более всего – желанье, -

Вот все, что после чувствуешь душой.

Блестящие цвета и роз, и лилий

Уже смешались на твоих щеках,

Стыду дикарки место уступили

И нега, и застенчивость в глазах;

Они в очаровательных делах

Причиною и результатом были.

Твоя взволнованная грудь

Не робко хочет оттолкнуть

Ту мягкость ткани над собою,

Приглаженную матери рукою,

Что боле дерзко в свой черед,

Нескромная, порой ночною,

Рука любовника сомнет.

И сладкая мечтательность уж скоро

Заменит шалости собой.

А также ветреность, которой

Обескуражен милый твой.

Душа смягчается все боле.

Себя лениво погрузит

В переживанье, где царит

Одна лишь сладость меланхолий!

Печальным предоставим цензорам

Считать виною непрощенной

От горестей единственный бальзам

И тот восторг, что бог, к нам благосклонный,

В зародыше всем даровал сердцам.

Не верь: их лживы уверенья

И ревность лицемерна всех;

В ней для природы оскорбленье:

Так сладок не бывает грех!

Скромность.

Моя подруга, что всех в мире краше!

От шума и от дня бежим мы для забав.

Ночные тайны полдню не сказав.

От взоров мы чужих сокроем ласки наши!

Счастливую любовь всегда легко узнать!

И матери твоей меня пугает око.

Пред старым Аргусом нельзя мне не дрожать;

Возможно нрав его жестокий

Лишь только золотом пленять!

Ты не любовница, лишь день настанет ясный!

О, бойся покраснеть ты, встретившись со мной,

И от любви скрывай вздох самый легкий свой,

Прими небрежный вид; пусть голос твой прекрасный

Не смеет волновать ни сердца, ни ушей;

Смущенье, томность прочь гони ты из очей!

Увы! Раскаяться уж мне в совете нужно!

Во имя в нас любви, прелестница моя,

Не принимай ты вид чрезмерно равнодушный;

Сказавши «то – игра!», бояться буду я!

Извещение.

Тотчас, лишь только ночь, слетая,

Жилища наши затемнит

И молот полночь простучит,

Печальной бронзою стеная, -

Внемля Амура верный зов,

Спешат Желания спуститься

Толпою пред моей царицей,

И рой Страстей всегда готов

Ее забавить вереницей,

Быть с ней до утренних часов.

И коль Аврора позабудет

Открыть широко солнцу дверь

Свою румяную, – поверь,

Там страсть до вечера пробудет.

Страх.

Ты помнишь ли, чудесная плутовка.

Ту ночь, когда счастливою уловкой

Обманут Аргус, стороживший дом.

К тебе в объятья я попал тайком.

От поцелуев защищала алый

Свой рот напрасно ты на этот раз,

И только к кражам приводил отказ.

Внезапный шум ты в страхе услыхала,

Смогла далекий отсвет увидать,

И позабыла ты про страсть в испуге.

Но изумление заставило опять

В моих руках сердечно трепетать.

Я хохотал над страхами подруги:

Я знал, что в это время стережет

Восторги наши бог любви Эрот.

Твой видя плач, он попросил Морфея,

И тот у Аргуса, врага услад,

Мгновенно притупил и слух, и взгляд,

Раскрыв крыло над матерью твоею.

Аврора утром раньше, чем бывало,

Теченье наших прервала забав,

Амуров боязливых разогнав.

Им смехом ты невольным обещала

Свиданье новое под вечерок.

О, боги! Если бы я только мог

Владеть и днем, и полночью моею, -

То юный провозвестник дня позднее

Нам возвещал бы солнечный восход.

А солнце, в легком беге устремляясь

И обликом румяным улыбаясь.

На час, другой взошло б на небосвод!

Имели б времени Амуры боле,

И сумрак ночи длился дольше бы тогда,

Моих мгновений сладостная доля

Среди одних утех была б всегда.

И в сделке мудростью руководимый, -

Я четверть отдал бы моим друзьям,

Такую ж часть моим прекрасным снам,

А половину – отдал бы любимой!

Стихи, вырезанные на померанцевом дереве.

Ты, дерево, листвой зеленой

Восторги прятало любви!

Прими и вечно сохрани

Ты стих мой, нежностью рожденный;

И молви тем, кто свой ночлег

Найдет здесь и отдохновенье:

Коль можно умирать от неп

Я б умер под твоею тенью!

Да сохранит вас бог.

Нет, не Творца я разумею.

Твердя «да сохранит вас бог!».

Кто щедрою рукой своею

На радость мне все дать вам мог;

А также и не Гименея.

Кто, нас кропя водой своею,

Долг из восторга сделать мог:

Коль в браке и находят счастье,

То, верь, помимо божьей власти,

Про это и не ведал бог.

Нет, вижу молодого бога,