Стиховорения и драмы

Мещеряк

(расхаживая в беспокойстве)

Ермак да атаман! Все речь одна

В устах толпы. Мои усилья тщетны!
Для них он бог, он посланный с небес,
Он им залог и счастья и победы.
Заруцкий! Вся душа моя кипит
Досадою, отчаяньем, враждою;
Заруцкий! я лишился всех надежд.

Заруцкий

Стыдись! придет и наша череда:

Не так же ли, как ты, я недруг атаману?

Мещеряк

Как я? Нет, нет! твой брат не умерщвлен;

Не Ермаком разрушены надежды,
Сиявшие в твоей младой душе;
Ты никогда руки нетерпеливой
Не простирал на атаманский меч.
А я!.. Ермак мне боле ненавистен,
Чем цепи рабские, чем смерть сама.

Заруцкий

Да! Сладок он, сосуд кровавый мщенья!

И я, как ты, в нем жажду утолю;
И я, как ты, в душе своей храню
Безмолвный гнев и память оскорбленья;
И чувствую, что скоро он придет,
Счастливый день, давно желанный мною,
Когда Ермак заплатит кровью нам,
Тебе за брата смерть, мне за обиду.

Мещеряк

Ах, сколько раз надежда мне

И сколько раз я ею был обманут!
Бессильны мы противу Ермака!
Всегда, везде, слепым водимый счастьем,
Над нашей местю смеется он.

Заруцкий

Пусть он высок, пусть он храним судьбою,

Он должен пасть. Кто в памяти своей,
Кто сердца в бездне сокровенной
Так, как залог святой, как клад неоцененный,
Обиду хоронит, ей дышит, ей живет,
Тот, поздно ль, рано ли, для мщенья час найдет.

Мещеряк

Ты прав, ты прав! О друг мой, ты не можешь

Постичь вражду, кипящую во мне,
Когда бы с юных лет — нет, с колыбели —
Ты мысль одну лелеял и питал;
Когда бы все надежды, все желанья
Ты в ней и в ней одной соединял,
И видел наконец, свершились ожиданья,
К мечте своей ты руку простирал,
И в этот миг... пришелец ненавистный
Венец трудов похитил у тебя!
Тогда б ты мог понять мои мученья;
Т огда б ты мог в душе моей читать.
С тех самых лет, как стали проясняться
Мечты незрелые в младеньческой главе,
Я помню: все в одну соединялись,
В одну лишь мысль стекалися оне.
Я рос, она со мною возрастала;
Все страсти юности слились в нее,
И ей одной вся грудь моя пылала,
В ней видел я и жизнь, и бытие.
Я ночью сна, я днем не знал покоя;
Сжигаемый огнем души моей,
Как часто среди хлада, среди зноя
Бежал я в глубь свободную степей!
Я не желал любви и наслажденья,
Я не хотел ни злата, ни богатств,
И рано оценил я призрак славы.
Но властвовать, другим повелевать —
Вот, вот к чему мое рвалося сердце,
Вот что одно пленяло юный дух.
Зачем рассказывать, как вслед за сей мечтою
Стремлся я и в мире и в войне;
Как часто был обманут я надеждой,
Как горько об обманах слезы лил!
Но сердце пылкое, как волны от оплота,
Кипело все свирепей и сильней,
Я к казакам пошел. — И тут, казалось,
Я достигал венца надежд своих.
По Волге, по степям мое гремело имя,
И казаки, дивясь моим делам,
Мне атаманский меч вручить хотели.
И вдруг!..

Заруцкий

Ермак пришел.

Мещеряк

Да, он пришел!

С ним было все: и счастье, и победа,
И мужество, и слава чудных дел.
Он первый родины прешел границы
И в чуждый край помчал разбой и брань.
Я был забыт: он избран в атаманы,
И я, я сам ему свой голос дал.

Заруцкий

Ты? Но скажи, какое ослепленье!

Ты уступил ему свои права,
Ты отдал плод трудов своих и крови!
О, лучше б умереть.

Мещеряк

Нет: лучше мстить.

Что мог я против всех? Мой слабый голос,
Как чайки крик средь шумных бурь морских,
Потерян был бы средь рукоплесканий;
И легче бури эти укротить,
Чем усмирить восторг толпы безумной.
Что мог я? Он являлся среди нас,
Как некий сын возвышенного мира;
Бестрепетный, не знающий преград,
Непобедимый. Он всё увлекал с собою
И силою, и прелестью речей,
И пламенем души непостижимой;
И на его задумчивом челе,
Казалося, природа положила
Могущества, владычества печать.
О! я отмщу!

Заруцкий

Но мы теряем время.

Мещеряк

Заруцкий! Нет, не кровию одной,

Но славою, но честию своею,
Но всем, чем он досель гордиться мог,
Заплатит он!

Ермак

(спящий)

Отец мой.

Мещеряк

Что я слышал?

Кто говорил?

Заруцкий

(подходя к камню, на котором спит Ермак)

Ермак!

Мещеряк хватается за кинжал

Остановись!

В сем голосе судьба нам говорила,
Об осторожности напоминая нам.

Мещеряк

(задумчиво)

Он спит!.. Заруцкий, ты иди по стану

Сзывать людей и возмущать толпу.
Напоминай минувшие страданья;
Страши картиною грядущих бед;
Льсти суеверию сердец бессильных,
Льсти всем страстям. О, если бы хоть раз
С улыбкою ко мне судьба склонилась
И месть моя достойно совершилась,
Тогда, тогда прийди мой смертный час!
Иди.

Заруцкий уходит.