Стикс

Он был тихим, легкоранимым ребенком. Мягкий, покладистый, с хорошими манерами. Его воспитывала интеллигентная женщина, образованная, начитанная. Он тоже любил книжки про рыцарей и прекрасных дам, дрался в воображении на дуэли за честь оскорбленных женщин. А они смотрели на него по-особому. Этих взглядов он не понимал. Ванечка Саранский рано возмужал, стал широк в плечах. В шестнадцать выглядел лет на двадцать, и на него засматривались женщины гораздо старше его. Парнишка был как-то особенно, не по-здешнему красив. Смуглый, кудрявый, как цыган, с горящим взглядом и совсем не похожий ни на коренастого краснолицего агронома Саранского, ни на субтильную Лидию Станиславовну.

Все разъяснила ему местная знаменитость Светка-Бормотуха. Прозвали ее так то ли за сбивчивую, путаную речь, то ли за пристрастие к бражке. Она вела разгульный образ жизни и, по словам друга Илюши, «давала всем». Ваня этого не понимал. Кому давала, что давала? Однажды вечером, будучи навеселе, она заманила шестнадцатилетнего Ваню к себе домой, якобы починить забор. Он был мальчиком послушным и безотказным, а потому безропотно выпил после того, как сделал работу, стакан самогонки. «Так положено», – сказала Светка.

Как она ему разъясняла, чего хотят от него девочки, Ваня потом помнил смутно. Наутро его тошнило то ли с похмелья, то ли от выходок развратной и пьяной женщины, которая к тому же была намного старше. И даже вырвало. С тех пор у него и появилось отвращение к спиртному. Но как верный рыцарь, он не мог бросить свою «даму сердца». После ночи в Светкином доме Ванечка стал считать ее «своей» женщиной. Захаживал к ней, когда звала, и роман между ними длился до весны. Когда же приятели говорили о Светке гадости, он бросался на ее защиту.

– Она не такая! – кричал он, сжимая кулаки. Приятели ржали, как кони.

Он же всерьез верил, что Светка исправилась и между ними настоящая любовь. Как в книжках.

Приступы начались у него еще в раннем детстве. Детского невропатолога в Горетовке не было, а в Р-ске, куда отвезла его однажды перепуганная Лидия Станиславовна, сказали: это возрастное, пройдет. У мальчика переходный период. Со временем Ванечка научился приступы ярости в себе давить, чтобы не пугать мать и окружавших его людей. Но ярость копилась в нем годами и искала выхода. Ваня и сам не понимал, что с ним происходит в такие моменты. А впоследствии просто не помнил.

Врачи не знали, что ребенок родился посредством кесарева сечения, что были осложнения при родах. У его матери рано отошли воды при еще не начавшихся схватках, на первом ребенке это не сказалось. Но сказалось на втором, которого извлекли на пятнадцать минут позже. В медицинской же карте Вани было записано, что Лидия Станиславовна Саранская родила единственного сына естественным путем. И роды прошли без особых осложнений. На вид с младенцем все было в полном порядке, вот Щукин и сделал в его карте соответствующую запись.

Лидия Станиславовна тоже думала, что это у Ванечки возрастное, ребенку нужны прежде всего любовь, ласка и забота, и все пройдет само собой. Зато ее сын незаурядная личность, как и многие левши, человек, щедро одаренный природой. Особенно это стало заметно в старших классах. Он без труда учился на «отлично», биологией Лидия Станиславовна дополнительно занималась с сыном сама, химию же Ваня изучал самостоятельно, выписывая журналы и покупая задачники для вузов. В большом будущем Ивана Саранского учителя не сомневались.

И вот роман со Светкой-Бормотухой. И пьянки, и разврат были настолько чужды нежному Ване, что в нем произошел какой-то сдвиг. Он спрятался в мире иллюзий, но настал момент, когда ему пришлось прозреть.

И после полудня

Он стоял у дровяного сарая, сжимая в руке нож. Все было точно так же, как и в тот памятный майский вечер, когда это случилось с ним впервые. Теперь он вспомнил, как Илюша Сидорчук вызвал его на крылечко и, ухмыляясь, сказал, что у Светки гости. Мол, двое мужиков перепились и свалились под стол, а третий повел девку в сарай.

Он равнодушно сказал приятелю: «Ну и что?» Хотя в душе уже все бурлило. Илюша ушел домой, а он, переждав какое-то время, потихоньку спустился со второго этажа, где была его комната, и, крадучись, вышел, прихватив в сенях большой нож с деревянной рукояткой. Она как-то очень удобно легла в левую руку.

Он шел к дровяному сараю возле реки, известному на всю округу. Его давно облюбовали для свиданий парочки.