В ночь с 26 на 27 декабря к плацдарму 134-й дивизии прорвался резерв со штабом армии и колонной снабжения. Прорыв был осуществлен по уже пройденному маршруту. Минные поля немцы за эти дни восстановить не смогли – слишком им мешали снайперы и минометные батареи пограничников, наводимые портативными радиолокационными станциями, переданными союзниками. Танковая и мотострелковая бригады, развернувшись при подходе в боевые порядки, в ночной темноте с ходу атаковали с тыла позиции немецкой пехотной дивизии на северном участке плацдарма. Одновременно навстречу резерву ударил танковый полк дивизии. Прорвав оборону немцев, танкисты и мотострелки развернулись влево и вправо, ударами по флангам свертывая оборону врага и обеспечивая безопасный проход колонн штаба и снабжения.
Соединившись с дивизией, Ершаков дал личному составу после ночного марша и боя время для отдыха и обслуживания техники и вооружения. А ближе к вечеру из перехвата телефонного разговора стало известно, что этой ночью танковые дивизии, занимающие позиции с юга и юго-востока, должны свернуться и уйти. Их позиции должны занять смежные пехотные дивизии. Понятно, что танкисты, пусть и понесшие за эти дни изрядные потери, отправляются не на отдых, а к фронту, который быстро двигается на запад. Штаб армии выступил с предложением воспользоваться ситуацией, когда танкисты свернутся, а пехота еще не займет оставленные ими позиции. Предложение было заманчивым, но слабым местом было желание ударить сразу по двум целям. Все же после детального обсуждения штабы армии и 134-й дивизии пришли к выводу, что при любом развитии ситуации если и не удастся разбить немцев, то потрепать их получится изрядно. Да и надоело воевать в обороне. Танкисты Зашибалова уже просто изнывали от бездействия. Состоявшийся ночной бой полноценного удовлетворения им не принес – пехоту громить им было неинтересно. Они жаждали мести за летние поражения от немецких танковых подразделений. Решение было принято. Время начала атаки привязали к данным радио и воздушной разведки. Поэтому через час все подразделения должны были занять исходные позиции, а артиллерия – находиться в готовности к немедленному открытию огня по разведанным координатам.
На выходе из штабного блиндажа Ремизов посторонился, пропуская покидающих совещание командиров, и, остановившись, дождался Флерова и Мельникова.
– Ну, что, славяне, покажем фрицам, где раки зимуют?
– Да уж постараемся! – откликнулся Мельников, закуривая. Остальные присоединились к нему.
– Вот что, вы дайте мне по смышленому и грамотному в вашем ремесле юноше. Каждый! Они будут сидеть в КШМ моего НШ и по связи корректировать ваш огонь. При необходимости. Понятно, что основную информацию вы будете получать от союзников, однако и на месте глаза не помешают. К тому же я так мыслю, что в том бедламе, который мы все вместе постараемся устроить немцам, сверху, ночью, при наличии массы пожаров и горящей техники и сопутствующим этому дымом, все охватить будет невозможно. Поэтому хотелось бы иметь прямую связь с вами.
– Перестраховываешься, Федор Тимофеевич! В штабе твоей бригады артиллеристы грамотные, сами могут корректировать. Но будь по-твоему! Кашу, как говорится, маслом не испортишь.
– А мой тебе зачем? – удивился Флеров. – Мы вообще по площадям стреляем.
– Именно поэтому! Это Александр Васильевич может точностью похвастаться, а твои «Катюши» цели гектарами считают. Вот чтоб на этот гектар нам и не попасть – нужен твой человек.
– Лады! Пришлю. Ты там, Федор Тимофеевич, смотри, поаккуратней. Ночь – дело темное!
– Нет у фрицев дубинки, чтобы броню моих ИСов пробить.
– Я тебе как артиллерист говорю – нет неуязвимых танков. Это в лоб тебя не взять, а в борт или корму вполне возможно.
– Ну, борта и уж тем более корму подставлять я не собираюсь. Тыл мне моя пехота прикроет. Не знаю, как дивизионная пехота будет воевать, а моя обучена прикрывать танки. И за каждым танком закреплено пехотное подразделение. Они учились воевать в связке.
При последних словах Ремизов поднял палец, подчеркивая важность и ценность умения его подчиненных. Докурив, командиры поспешили к своим частям.
Атака началась около двадцати двух часов. Немцам дали время собрать в ближнем тылу колонны и после этого нанесли артиллерийский удар. Дымовые шашки, которые немцы использовали для прикрытия районов сбора колонн, пытаясь скрыть этот маневр, им не помогли. Откуда им было знать, что для тепловизора это не имело значения. «Катюши» отработали по переднему краю, по возможности размягчая его и одновременно грохотом стартующих реактивных снарядов прикрывая рев дизелей пошедших в атаку танков и мотопехоты. Поэтому, когда на немецкой передовой закончили рваться снаряды «сталинского органа» и оставленные в траншеях наблюдатели выглянули из-за брустверов, делать что-либо было уже поздно – русские танки были в ста – ста пятидесяти метрах от немецких позиций. Эти русские умели наступать за огневым валом.