Стиляги

Великая Отечественная война, в которой США были союзником СССР, несколько изменила ситуацию. Во время войны слушать джаз стало можно, и даже в кинотеатрах перед сеансами иногда играли джаз-оркестры. Джазовые оркестры выезжали и на фронт для подержания боевого духа в войсках: в такой ситуации было не до запретов. А в 1944–м году в честь открытия «второго фронта» англо-американскими союзниками даже американский джаз ненадолго становится в СССР официально терпимым. Леонид Утёсов записывает на русском языке свинговую песенку американского композитора Джимми Макхью «Comin' In On A Wing And A Prayer».

Сразу же после окончания войны строились планы «культурного обмена» между двумя странами: предполагались поездки советских джазовых коллективов в Америку и приезд в СССР американских джазистов. Но все эти планы обрушила начавшаяся «холодная война». Более того, на волне борьбы с «космополитизмом» и «низкопоклонничеством перед Западом» достается и джазу. 10 февраля 1948 Политбюро ЦК ВКП(б) выпускает постановление «Об опере» Великая дружба» Вано Мурадели», в котором клеймит «формалистическое направление, чуждое советскому народу». По результатам постановления вместе с музыкой Шостаковича и Прокофьева «чуждым» начинают считать и джаз, хотя в тексте постановления его нет. Следующие восемь лет слово «джаз» в официальном контексте не употребляется, а музыкальные инструменты, связанные с западной музыкой – шестиструнная («испанская») гитара и саксофоны также оказываются в опале.

Часть джазовых коллективов были тогда расформированы, а другие, чтобы избежать слова «джаз», из джаз-оркестров превратились в «эстрадные оркестры». Некоторые коллективы, например, оркестр под управлением Леонида Утесова, могли себе позволить сыграть какие-то джазовые стандарты, но это подавалось в форме «критики империализма», как, например, бывшая в репертуаре оркестра «Песня американского безработного».

Вспоминают, что в послевоенные годы на танцплощадках висели списки для музыкантов: что можно играть, что нельзя. Можно было играть «русский бальный», мазурку, медленный вальс, но ни в коем случае не фокстрот, танго или румбу.

Часть бывших джазистов осели в ресторанах, где контроль над содержанием исполняемой музыки не был столь строгим, и за вечер можно было исполнить какое-то количество джазовых номеров, играя в остальное время более «нормальную» музыку: вальсы, марши и польки.

Еще одной возможностью услышать джаз и потанцевать под него были «закрытые» вечера в школах, клубах, институтах и научно-исследовательских учреждениях, на которые старались не допускать «посторонних» людей – тех, кто мог бы «настучать». Для музыкантов это была неплохая возможность подхалтурить, да еще и играя музыку, которая нравилась им самим. Одним из оркестров, часто выступавших на подобных мероприятиях, был в Ленинграде полупрофессиональный оркестр под управлением Вайнштейна.

Естественно, время от времени милиция и дружинники – по наводке и без – устраивали рейды на подобные «вечера отдыха», и музыкантам вместе со всеми остальными приходилось убегать, чтобы не угодить в милицию.

Борис Дышленко:

Стиляги все слушали джаз. Это было не то что необходимо, это было знаком каким-то для любого стиляги: его отношение к джазу, его любовь к джазу. А рок-н-ролл тогда почти не знали в России. Он появился позже.

Алексей Козлов:

Вообще, связи прямой [между стилягами и развитием джаза] нет. Если брать историю раннего джаза – послевоенного, то большинство джазменов к категории стиляг не относились по-настоящему и одевались как все. Но небольшая часть относилась. Были такие легендарные лабухи-стиляги – Боря Матвеев, Леня Геллер, Утенок, – которые еще при Сталине играли.

Послевоенный джаз начал развиваться в хрущевские времена – в пятьдесят девятом – шестидесятом году. Тогда время стиляг уже прошло, это было уже после фестиваля (международного фестиваля молодежи и студентов 1957–го года в Москве – В. К.). А вот те, кто играл джаз еще при Сталине, вот это – люди легендарные. Они как раз повлияли на меня. Это – люди, которые играли запрещенный полностью джаз после войны, как-то умудряясь играть на халтурах на подпольных, на квартирах, на танцах. И вот там собирались чуваки с чувихами, танцевали. Были облавы постоянно. Приезжали «раковые шейки» (милицейские машины, прозванные так за раскраску, напоминавшую популярную в те годы карамель – В. К.), всех вязали. Вот здесь связь была, но она имеет отношение скорей к лабухам, чем к джазменам.

Анатолий Кальварский:

Джаз [в СССР] был запрещен после постановления тысяча девятьсот сорок восьмого года, после речи товарища Жданова (см. главу «Низкопоклонство перед Западом» – В. К.). Были распущены очень многие оркестры. Единственный оркестр, который тогда остался, это был оркестр Утесова. Но это был государственный оркестр, и он не назывался джаз-оркестром.