Читаем Стиляги полностью

Читали и классику. Я Льва Толстого всего прочитал. Обожаю Куприна. Несколько позже – Бунина. У нас дома была шикарная библиотека. Читали так, как никто не читал. Мой сын, который закончил филфак, он ровно в двенадцать и восемь десятых раза меньше меня читал, хотя это его специальность.

<p>4. Герои фельетонов и карикатур</p>

Стиляги были объектом всевозможных насмешек и издевательств на протяжении всего десятилетия – или около того – своего существования. О них писали фельетоны, на них рисовали карикатуры.

Тогдашние идеологические лозунги сегодня звучат абсурдно:

«Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст».

«Стиляга – в потенции врагC моралью чужой и куцейНа комсомольскую мушку стилягПусть переделываются и сдаются!»

Но в пятидесятые годы коммунистические и комсомольские органы воспринимали все это более чем серьезно.

Кстати, еще за двадцать лет до появления первых фельетонов о стилягах признанные мастера этого жанра, Илья Ильф и Евгений Петров злобно высмеяли выступления «Первого республиканского джаз-банда» Валентина Парнаха, выведя в «Двенадцати стульях» вооружённых «саксофонами, флексатонами, пивными бутылками и кружками Эсмарха» Галкина, Палкина, Малкина, Чалкина и Залкинда.

А первый фельетон о стилягах был опубликован в журнале «Крокодил» в марте 1949–го года. Многие считают, что автор фельетона Д. Беляев придумал и само слово «стиляга». Ни доказательств, ни опровержений этому сегодня найти уже невозможно, поэтому, пусть авторство термина, обозначившего первую советскую субкультуру, останется за крокодильским фельетонистом.

Д. Беляев «Стиляга» (Из серии «Типы, уходящие в прошлое») (Крокодил, 1949, № 7, с. 10)

Прошлым летом со знакомым агрономом брели по ржаному полю.

И вот я заметил один, резко выделяющийся из массы ржи колов. Он был выше всех остальных и гордо покачивался над ними.

– Смотрите, – сказал я агроному, – какой мощный, красивый колос! Может быть, это какой-нибудь особенный сорт?

Агроном безжалостно сорвал колос и протянул мне:

– Пощупайте: в этом красивом колосе совсем нет зерен. Это колос-тунеядец, он берет влагу и все прочее от природы, но не дает хлеба. В народе его называют пустоколоска. Есть и цветы такие в природе – выродки. Они часто красивы на вид, но внутренне бессодержательны и не плодоносят, называются пустоцветом. Так вот и этот колос…

– Колос-стиляга! – воскликнул я.

Пришел черед удивляться агроному:

– Как вы сказали?

– Стиляга, – повторил я и рассказал агроному следующую историю.

* * *

В студенческом клубе был литературный вечер. Когда окончилась деловая часть и объявили танцы, в дверях зала показался юноша. Он имел изумительно нелепый вид: спина куртки ярко-оранжевая, а рукава и полы зеленые; таких широченных штанов канареечно горохового цвета я не видел даже в годы знаменитого клёша; ботинки на нем представляли собой хитроумную комбинацию из черного лака и красной замши.

Юноша оперся о косяк двери и каким-то на редкость развязным движением закинул правую ногу на левую. Обнаружились носки, которые, казалось, сделаны из кусочков американского флага – так они были ярки.

Он стоял и презрительно сощуренными глазами оглядывал зал. Потом юноша направился я в нашу сторону. Когда он подошел, нас обдало таким запахом парфюмерии, что я невольно подумал: «Наверное, ходячая реклама ТЭЖЭ (Трест жировой промышленности Москвы, в 30–е – 40–е годы к нему относились парфюмерные фабрики – В. К.)».

– А, стиляга пожаловал! Почему на доклад опоздал? – спросил кто-то из нашей компании.

– Мои вам пять с кисточкой! – ответил юноша. – Опоздал сознательно: боялся сломать скулы от зевоты и скуки… Мумочку не видели?

– Нет, не появлялась.

– Жаль, потанцевать не с кем.

Он сел. Но как сел! Стул повернул спинкой вперед, обнял его ногами просунул между ножками ботинки и как-то невероятно вывернул пятки: явный расчет показать носки. Губы, брови и тонкие усики у него были накрашены, а прическе «перманент» и маникюру могла позавидовать первая модница Парижа.

– Как дела, стиляга? Все в балетной студии?

– Балет в прошлом. Отшвартовался. Прилип пока к цирку.

– К цирку? А что скажет княгиня Марья Алексеевна?

– Княгиня? Марья Алексеевна? Это еще что за птица? – изумился юноша.

Все рассмеялись.

– Эх, стиляга, стиляга! Ты даже Грибоедова не знаешь…

В это время в зале показалась девушка, по виду спорхнувшая с обложки журнала мод. Юноша гаркнул на весь зал:

Мума! Мумочка! Кис-кис-кис!..

Он поманил пальцем. Ничуть не обидевшись на такое обращение, девушка подпорхнула к нему.

– Топнем, Мума?

– С удовольствием, стилягочка!

Они пошли танцевать…

– Какой странный юноша, – обратился я к своему соседу – студенту. – И фамилия странная: Стиляга – впервые такую слышу.

Сосед рассмеялся:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология