– Нет, я ее посажу в аквариум, а аквариум поставлю на кухне. Тот человек, который мне ее обещал подарить, похудел на восемь килограммов. Он садится есть, а эта Чебурашка к стеклу прилипает, уши растопырит, глаза выпучит и смотрит ему в рот. Страшная – жуть. Кусок в горло не лезет. Он сначала похудел, а теперь начал газеткой от нее закрываться. Одной рукой вилку держит, а другой – газету, чтобы не видеть эту неземную красоту.
Настя отерла ладонью выступившие от смеха слезы.
– С вами с ума сойдешь, Виктор Алексеевич, честное слово. Зачем вам худеть? Мы вас и такого любим.
– Нет, надо, надо, – уже серьезно ответил он. – Килограммов десять надо сбросить, они явно лишние. Вон китель скоро застегиваться не будет. Ладно, разрядились – вернемся к делам. Я вот еще что хотел тебе сказать. Я Есипова не дергал насчет его знакомства с Собликовой, пусть думает, что мы про Газель ничего не знаем, кроме того, что она убита в доме переводчика. Он первый в нашем разговоре назвал ее по имени, как будто само собой разумеется, что он знает эту Марину. А когда я назвал ее по фамилии, он не удивился и ничего не переспросил. Я на этом останавливаться не стал, незачем ему знать, что он допустил промашку. Зато стал очень подробно выспрашивать, когда и при каких обстоятельствах он в последнее время общался с Соловьевым и его помощником, о чем разговаривали. Все ждал, что Кирилл Андреевич мне скажет, мол, узнал от Коренева или от самого Соловьева, что там появилась дама по имени Марина. Ничего подобного! Он мне прямо открытым текстом заявляет, что узнал о существовании любовницы у Соловьева только после того, как ее убили. И в то же время говорит о ней как о знакомой. Так что ты ребят предупреди, пусть не вздумают у Есипова про Собликову спрашивать. Он должен быть уверен, что о связи между ними мы даже и не подозреваем. Пусть его ошибки накапливаются, придет время – мы его этими ошибками, как тухлыми помидорами, закидаем.
– Хорошо, я предупрежу.
Уходя, Гордеев в дверях столкнулся с Селуяновым. По Колиному лицу и взъерошенным остаткам волос было понятно, что по лестнице он бежал бегом.
– Ну, Аська, – задыхаясь, проговорил он, – ну, я не знаю… Твоя кличка теперь будет Ванга.
Гордеев, услыхав из-за двери эти слова, немедленно вернулся.
– Докладывай, – потребовал он.
– Это насчет бетона редкой марки. Мне дали список московских строек, где его использовали. Вернее, конечно, не так было. На заводе-изготовителе мне дали список фирм, которые этот бетон закупали. А уже фирмы дали мне списки строек, куда его отгружали. Одна из них – коттеджи «Мечты». При этом последний коттедж достраивался в декабре. То есть человек, который живет или бывает в «Мечте», вполне мог принести этот бетон на своей обуви в квартиру Черкасова. Но это пока только приблизительно. Я уже следователю сообщил, он сегодня возьмет образцы грунта в районе «Мечты» и направит на экспертизу, пусть сравнят с образцами, изъятыми в квартире Черкасова. Если ответ сойдется – все, Михаилу Ефимовичу от нас не уйти. Он же все время твердит, что никогда в «Мечте» не был и даже не знает, где она находится.
– Погоди, Коля, не так быстро, – попросила Настя. – Может быть, в «Мечте» бывал Бутенко, а вовсе не Черкасов, и грязь на ботинках тоже он принес.
– Но ты же сама говорила, что маньяк как-то связан с «Мечтой»! – возмутился Селуянов.
– Мало ли что я говорила! Просто это была единственная зацепка, ничем, между прочим, не подтвержденная. И я за нее схватилась как за соломинку.
– Да ну тебя, – расстроился Николай. – Я старался, бегал, выяснял, радовался, а теперь оказывается, что это и не нужно вовсе.
– Да не плачь ты, – вступил Гордеев. – Стройка – это хорошо в любом случае. Даже если грязь не из «Мечты», а из другого места. Потому что на стройке каких только гадостей не случается. Ловишь идею?
– Ловлю, – буркнул Селуянов.
– Тогда отдай список этих строек Короткову, пусть едет к Черкасову с очередным визитом. И тряханет его как следует. Пусть объяснит, зачем он туда ходил, чистоплюй этот. Тоже мне, женщины для него грязные чуть не с самого рождения, – припомнил полковник запись в дневнике Черкасова, которая его сильно покоробила.
Михаил Ефимович на «конспиративной» квартире вполне обжился и даже завел более или менее дружеские отношения с охраняющими его мафиозными «шестерками», которые поняли, что Черкасов никуда сбегать не собирается, и расслабились. Они устраивали длинные общие застолья и часами играли в преферанс, причем постоянно проигрывали своему пленнику. Как игрок Черкасов был классом выше, а поскольку охранники не понимали смысла игры «на интерес», то деньги в его кармане все время прибывали. Ребята, впрочем, оказались с нормальным характером, на свои проигрыши не злились, каждый раз с изумлением убеждаясь, что этот рыхлый, начавший полнеть длинноволосый пидер в очередной раз их обставил. Они решили использовать время вынужденного совместного пребывания для повышения квалификации и после каждой сыгранной раздачи требовали, чтобы Михаил им объяснил, где они ошиблись.