– С тех, мамуля, с каких за это начали убивать. Так ты сделаешь то, о чем я прошу?
– Хорошо. Сейчас я начну дозваниваться, а свою просьбу ты объясняй, пожалуйста, сама.
Мать уселась за телефон, а Настя пошла на кухню, где ее отчим, которого она с самого детства называла папой, занимался починкой развалившейся табуретки, попутно поглядывая в маленький черно-белый телевизор.
– Как живешь, ребенок Настя? – спросил Леонид Петрович.
– Умеренно. Больной скорее жив, чем мертв, – пошутила она.
– Почему одна, без Лешки?
– Незапланированный визит. Еще час назад я не знала, что поеду к вам.
– Что-нибудь случилось?
– Угу. Страшное подозрение на страшное преступление. Пап, дай поесть чего-нибудь голодному ребенку, а?
– На сковородке отбивные, возьми хлеб. Или, может, суп хочешь?
– Нет, суп не хочу. Пап, ты у меня все знаешь, скажи, у криминалистов есть методики установления различий в полиграфической продукции?
– Очень ограниченные. Ты можешь конкретизировать вопрос?
– Меня интересует, можно ли установить различия между книгами, которые были отпечатаны с одних и тех же пленок в одной и той же типографии, но в разное время.
– Практически нет. Если, конечно, использовался разный клей и прочие материалы, то тебе могут сказать, что книги из разных партий. Но ведь разным клеем могут пользоваться и в рамках одного тиража. Один клей закончился, пустили другой. Что тебе нужно-то?
– Мне нужно установить, что одни книги были напечатаны раньше, а другие – позже. Причем значительно позже. Разница во времени доходит до года, а то и больше.
– Должен тебя разочаровать, ребенок. Таких методик у нас пока нет. Думаешь, почему сейчас такая морока с поддельными ценными бумагами? Как раз поэтому. А недавно на концерт одной известной певицы продали ровно в два раза больше билетов, чем мест в зале. То есть на каждое место – по два билета. И отличить настоящий от поддельного, а уж тем более определить, где их печатали, так и не смогли. Если твои книжки делали в одной и той же типографии, то разница только в степени высыхания краски. А этого мы достоверно определять не умеем.
– Жалко, – огорчилась Настя. – А я так надеялась…
– Настя! – послышался из комнаты голос матери.
– Бегу!
Она положила на стол надкушенный бутерброд с отбивной и помчалась в комнату. Через пять минут ей было дано твердое обещание найти книги известного японского автора и снятый по его роману фильм и переслать в Москву с первой же оказией. Голос собеседника, говорившего по-французски с заметным акцентом, показался ей знакомым. Даже не сам голос, а именно акцент, манера произносить слова.
– Кто это был? – спросила она у матери, положив трубку.
– Фернандо. Ты его в прошлом году встречала и по Москве возила, помнишь?
– Конечно. Черт, неудобно как получилось. Я его не узнала и разговаривала как с незнакомым.
– Ничего страшного. А ты ему в тот раз очень понравилась, и он мне сказал, что для тебя готов скупить все книжные магазины Мадрида. Как вы договорились?
– Он записал мой телефон и обещал позвонить, как только будет ясно, с кем и когда он отправит посылку. Какой-то его знакомый как раз послезавтра летит в Москву, и если он успеет купить книги, то с ним и передаст.
– Ну и славно. Ужинать останешься?
– Спасибо, мамуля, я помчусь. Лешка обидится, если я сытая заявлюсь домой.
– Подожди, я тебе с собой кое-что дам.
Надежда Ростиславовна принялась упаковывать в мисочки и пакетики жареное мясо, салат с крабами, большие куски домашнего пирога.
– Да не надо, мам, – пыталась сопротивляться Настя. – У нас все есть. Сами ешьте.
– Надо, – твердо сказала Надежда Ростиславовна. – Я знаю, как вы питаетесь. Еще хорошо, когда Алешенька дома. А когда его нет, ты вообще хватаешь кусок хлеба с сыром – и довольна собой.
– Между прочим, твой любимый Алешенька сегодня дома и приготовит прекрасный ужин, – заявила Настя, быстро дожевывая отбивную.
– Между прочим, – передразнила ее мать, – если бы ты взяла на себя труд хотя бы раз в день звонить домой, ты бы знала, что моего любимого зятя там нет. Ты моталась весь день черт знает где, и он не мог до тебя дозвониться, чтобы сообщить, что должен срочно ехать в Жуковский на два-три дня. Он тебе дома записку оставил и нас с отцом предупредил. Дочь, ну когда ты станешь человеком? Когда ты наконец научишься быть более внимательной если уж не к нам с папой, то хотя бы к собственному мужу? Неужели так трудно позвонить?
Упрек Настя приняла. Он был вполне справедливым. Затолкав продукты в огромную спортивную сумку, которая стала неподъемной, она расцеловала родителей и поплелась к метро, чувствуя себя смертельно усталой.
Глава 17