Стилист для снежного человека

Перестройка к тому времени благополучно завершилась, в бывшем СССР, а теперь просто России, набирал обороты капитализм. Богоявленский успел обзавестись компьютером, научился работать на нем и старательно рассылал по импортным книгоиздателям свои предложения.

Обрадованный звонку француженки, Богоявленский воскликнул:

– Отлично. Я готов к разговору.

– Давайте встретимся, – предложила дама.

– Хорошо, где? – моментально согласился Владлен.

– Лучше всего у меня дома, – ответила тетка, – кстати, я не представилась, Катрин!

– Она позвала вас к себе? – не утерпела я.

– Да, а что показалось вам странным? – усмехнулся Владлен. – Лично я не усмотрел в предложении ничего необычного, где же поговорить?

Я побарабанила пальцами по столу. Несколько лет я безвыездно прожила в Париже, да и сейчас часто мотаюсь в город любви. Очень хорошо знаю, что французы на самом деле слегка жадноваты, и еще они тщательно охраняют свою личную жизнь. Ни один парижанин не потащит приятеля к себе, чтобы скоротать вечерок на кухне, с бутылочкой и селедочкой. Во-первых, у французов на кухнях, как правило, нет столов, а во-вторых, они позовут вас в ресторанчик и не факт, что оплатят счет целиком. Поэтому предложение французской книгоиздательницы показалось мне более чем странным, но сейчас не время сообщать Владлену о своих соображениях.

– Давайте адрес, – попросил Богоявленский.

– С удовольствием, но, если не трудно, попрошу вас приехать сегодня, около полуночи, – ответила Катрин, – у меня очень много дел в Москве, а завтра я улетаю.

Я захлопала глазами. Ну и ну! По французским понятиям эта Катрин вела себя более чем неприлично! Хотя, может, она часто бывает в России и понабралась наших привычек?

Владлен, плохо знакомый с менталитетом иностранцев, мгновенно согласился, принял душ, побрился, надел новую рубашку, побрызгался хорошим, недавно подаренным одной дамой сердца парфюмом и порысил на свидание.

Район, где обреталась француженка, находился далеко. Дома тут высились одинаковые, и Владлен довольно долго бродил между блочными, уныло-серыми башнями, пытаясь найти корпус Г.

В конце концов, в начале первого, он попал в загаженный подъезд, зажав нос, вознесся на нужный этаж, позвонил и, увидав мигом распахнувшуюся дверь, сказал в темную прихожую.

– Извините, ангел мой, я запутался.

– Ничего, – прошелестело из тьмы, – ступайте сюда.

Неожиданно голос показался ему знакомым, и он был не женским. Слегка изумленный странным приемом, Владлен шагнул в темноту, входная дверь сама по себе захлопнулась.

Богоявленский вздрогнул, его обступил непроглядный мрак, ни один лучик света не прорезал пространства.

– Душенька, – попросил Владлен, – не могли бы вы зажечь лампу, право, я теряюсь впотьмах.

– Сейчас, – сказал до боли родной мужской голос, – только ты за стену уцепись.

– Зачем? – изумился поэт, пытаясь сообразить, отчего ему так хорошо известен сей спокойный баритон.

– Чтобы не упасть, – со смешком пояснил хозяин, и в ту же секунду под низким потолком вспыхнула простая, неприкрытая никаким абажуром лампочка. Владлен на секунду зажмурился, потом открыл глаза, увидел вбитые в стену крючки, потертые обои, повернул голову и по-бабьи взвизгнул.

В узком коридорчике стоял постаревший, поседевший Николай Шнеер.

– Сказал же, ухватись за вешалку, – улыбнулся он, – а еще лучше сядь!

Богоявленский рухнул на табуретку, белевшую около стены.

– Коля, – прошептал он, – ты?

– Я.

– Что ты здесь делаешь? – никак не мог прийти в себя Владлен.

– Живу временно, завтра уезжаю.

– Коля, – в изнеможении выдавливал из себя слова Богоявленский, – ты вообще откуда сюда приехал и в какое место завтра отправляешься?

Шнеер рассмеялся.

– Не бойся, ты видишь не выходца с того света. Я жив, здоров и вполне еще ничего себя чувствую.

– Но… мы же похоронили тебя!

– Ты видел труп?

– Н-нет, – заикался Владлен, – гроб был закрыт.

– То-то и оно.

– Но Нина…

– Ей тоже мертвеца не показали.

– Господи, – потряс внезапно заболевшей головой Богоявленский, – кто же лежит в могиле?

Шнеер пожал плечами.

– Понятия не имею. Этой стороной вопроса занимался иной человек. Главное – я жив.

– Но Нина…

– Считает меня умершим.

Владлен вскочил на ноги.

– Коля! Ты зачем такое учудил? Решил удрать от жены? К любовнице? Нет бы просто развестись!

Шнеер снова засмеялся.

– Ты неисправим. Первая мысль, приходящая в голову нашему поэту, всегда о бабах. Помнишь, где я служил?

Владлен кивнул.

– Еще вопросы будут? – вздернул брови Николай.

– Так КГБ давно нет, – прошептал поэт.

Шнеер усмехнулся.

– Может, и так, а может, и иначе. Ладно, времени мало, мне нужна твоя помощь.

Владлен снова обвалился на табуретку, его затрясла крупная дрожь.

– Экий ты псих стал, – укорил лучший друг, – да и выглядишь плохо. Пьешь?

– Нет, давлением мучаюсь, голова болит, – пояснил поэт, приходя потихонечку в себя.

– Ясно, – процедил Николай, – и расплылся весь. Диету соблюдай, занимайся спортом, вот лишний жир и скинешь, нельзя так себя запускать.

– Что делать надо? – залепетал Владлен.

– Ерунду.

– А именно?

– Принести бумаги.

– Какие? – снова заколотился в ознобе поэт.