Стилист (СИ)

— Я узнал свои туфли. Я вспомнил их! Там в подошве есть маленький тайничок, я сам его сделал, — громко рассказывал он воспитательнице.

От волнения он почти не делал пауз между словами, и речь его выглядела как длинное шаманское заклинание.

— Так это те уроды, которые напали на тебя! — ахнула Маруся.

— Ну, это ещё доказать надо, — донеслось из обезьянника. — Туфли куплены на рынке в шмацярне.

— Знаете, у этого парня идёт тяжёлый период восстановления нервной системы. Вы тут сами разбирайтесь, а нам надо домой. Надеюсь, личность его установлена, и нет причины для задержания, — объясняла Маруся, пытаясь поскорее покинуть помещение дежурки.

Милиционер с удивлением смотрел, как Маруся разжимает побелевшие пальцы Алика-Юрика, которыми он заякорился возле дежурного.

— Гражданка Шиян, а вы ничего не хотите нам рассказать?

— Весь мой рассказ — в этой справке. «Альберт Иванович Шиян находился на излечении… Страдает амнезией», то есть потерей памяти. Он на реабилитации, с ним надо осторожно.

— Гражданин Шиян, это ваша настоящая фамилия?

— А вы подозреваете, что это его партийная кличка? — неосторожно шутила Маруся.

В её планы не входило делиться секретной информацией о настоящем имени своего подопечного. Он должен был забыть его.

Юрик не сводил глаз с грязных мужских туфель с подпаленным задником.

— Туфли отдадите?

— Нет, это улика. Дело заведём. Вызовем вас.

15. Мама возвращается

Мать возвращалась на следующей неделе. До её приезда следовало поклеить обои в спальне, чтобы знакомство с Аликом-Юриком не началось со скандала. Собираясь в магазин, Маруся в десятый раз слушала историю про неожиданно опознанные туфли, маленький ключик в подошве (зачем это?), какой-то специально выжженный знак на них (ну не дурь — дорогую обувь портить?). А ещё она думала о том, что за Алика-Юрика зацепился крючок. И леску уже не обрезать. Закрутится делопроизводство. Будут следственные эксперименты. Найдётся и настоящее его имя. А Маруся станет главной виноватой, что скрыла, утаила, обманула. Конечно, всё когда-нибудь вылезет наружу, но, может, ей удастся успеть сочинить для него другую жизнь, ради которой ему захочется сжечь все мосты.

— Алик, мы с тобой вместе сходим за обоями. Надо стенку обновить. Ты ведь поможешь мне принести тяжёлые трубки?

Стилист молча кивнул головой. Идти на улицу означало надевать на себя чужую одежду, против которой протестовал весь его организм, но он не мог отказать воспитательнице. Он долго возился в прихожей, вздыхал и что-то бормотал себе под нос, тихонько смеялся и наконец обречённо предстал перед Марусей в своём неповторимом прикиде, показывая, что готов идти туда, куда она захочет. Она взяла его под локоть. Рука у Стилиста была вялая, безразличная, а он, как кукла на батарейках, послушно шёл туда, куда его вели.

В магазине Юрик оживился и стал внимательно изучать образцы обоев. Больше задерживался возле широкоформатных, дорогих — на ткани и флизелине. А она нашла что-то такое же рыжее и простое, чтобы мать не заметила перемен, и потащила своего помощника к кассе. Он пошёл нехотя, всё время оборачивался, смотрел на прекрасные акварельные цветы на дорогущих шпалерах из Германии. Такие он выбрал для своей квартиры.

Маруся разводила в эмалированной миске клей, тщательно вымешивала его большой деревянной ложкой. Стилист наблюдал, как движется её рука. С любопытством ребёнка смотрел на завихрения белой густеющей массы. Увидев такую заинтересованность, воспитательница пододвинула к нему миску с клейстером.

И вот Юрик медленно и с наслаждением ворочает ложкой густую студенистую массу. Закрыл глаза, а руки вспоминают такие же движения: в белой фаянсовой чаше он разводит смесь для мелирования или тонировки прядей.

«У Маши этот цвет — никакой, мышиный, неинтересный — надо поменять. Ей пошёл бы рыжеватый к её зелёным глазам. И шею открыть, поднять волосы выше».

Маруся застыла от неожиданности. Стилист погружался в свою профессию.

— То, что она носит… Как это называется? «Сарафан», она говорит. Что-то такое бесформенное, которое скрывает живот, но увеличивает фигуру, укорачивает ноги. Бегемот на задних ногах.

— Бегемот? Так меня ещё никто не называл, — возмутилась Маруся. — Где же мне одеться по-человечески, если в наших магазинах большие размеры шьются как на бегемотов? Это только на рынке можно найти, среди турецких привозов у продавщиц, которые сами весят за сто. С моей зарплатой не потянуть эту красоту.

— И что ж там красивого? — удивился Стилист. — На огромном платье масенькие закруглённые карманчики, какие-то блискучки дешёвые и обязательно пуговицы с блюдце, как у клоунов.

— Конечно, на худых шить легче, чем на бегемотов. А люди бывают не только худые и толстые, бывают добрые и злые. Ты вот добрый или злой? Мне не важно, какие деньги ты умеешь зарабатывать, есть ли у тебя квартира, машина. Ты мне нравишься такой: маленький, худой, в огромных рубашках, с пробитой головой и некоторыми странностями. А когда я тебя нашла, ты ещё страшнее был! После тебя специальная уборка полагалась!