В 10 утра она уезжает к родителям, которые обитали в Трубниковском переулке, я же со Смоленской, где живёт Лена, отправляюсь в сторону главного универсального магазина страны. Настроение прогуляться, поэтому двигаюсь пешком, тем более ГУМ, можно сказать, в шаговой доступности, если таковой считать около получаса пешего хода. Сегодня подморозило, солнце тщетно пытается прорваться сквозь седую дымку. Я иду с поднятым воротником, хваля себя за собственную прозорливость, заставившую меня купить не модные демисезонные ботинки, а кондовые саратовские полусапоги.
В ГУМе, впрочем, в любую погоду людно, в том числе в часовом отделе. Пробегаюсь взглядом по ассортименту, и в итоге прошу показать часы «Заря» в хромированном корпусе со встроенным календарём. 17 камней, стоимость 35 целковых. И это без ремешка. Напоминание, так сказать, о малой Родине, где эти часы и производят.
После вчерашней «гулянки» от 25 рублей осталось 12 с копейками, а общий мой бюджет, который я носил при себе в скромном кошельке из кожзама, составлял 48 рублей. Если я отдам 35, на жизнь останется 13, в течение трёх месяцев я должен, если верить Вязовской, получить премию за новаторство от Министерства бытового обслуживания РСФСР, и премию солидную, но, скорее всего, дадут её после Нового года. Аванс, как мне объяснили коллеги, в «Чародейке» выплачивают в конце месяца, как и по предыдущему месту работы.
— Берёте?
Голос продавщицы вывел меня из раздумий. Вздохнув, полез за кошельком. Часы нужны, полезная вещь и механизЬм, как говорил персонаж из фильма «Девчата». Опять же, добавят солидности, думал я, с тоской вспоминая свои «Apple Watch». Продавщица, получив чек, установила точное время, прицепила к часам ремешок — на ремешок я не поскупился, взял кожаный за рупь — и, как ни крути, почувствовал я себя уже немного другим человеком.
С Леной я созвонился на следующий день, в понедельник. Опять же, до чего напрягает отсутствие личного мобильника, если каждый раз стучаться к Антонине — ей это в конце концов может надоесть. Когда я вполголоса поделился своей головной болью с Настей, работавшей от меня через кресло, она беззаботно махнула рукой:
— Вот, тоже мне, проблема! Сегодня в обед договоримся с девчонками из кафе, мы тоже иногда к ним бегаем звонить, там заведующая — свой человек, у нас же причёску делает.
Так оно и вышло, я получил санкцию на доступ к телефону в любое время, естественно, когда кафе открыто. Так что на обеде я слегка задержался — позвонил Лене на работу.
— Привет! Я думала, позвонишь или нет, всё — таки позвонил, — я прямо — таки видел, как она улыбается. — Кстати, мама всё тобой интересуется, что это за молодой человек меня по театрам водит?
— Надеюсь, ты представила меня в самом выгодном свете?
— Выгоднее не бывает, — рассмеялась она. — Лёш, хочу сделать тебе алаверды. Ты меня в театр сводил, а я могу устроить тебе персональную экскурсию по нашему музею, а заодно показать мою мастерскую, расскажу, как мы работаем, увидишь уникальные экспонаты на реставрации. Только, — понизила она голос, — могу провести такую экскурсию в субботу, а то в будние дни в мастерской сидят сотрудники.
Субботы я ждал с нетерпением, сравнимым разве что с тем, с которым наркоман ждёт очередную дозу. Не спасала даже загруженность на работе, а ведь я ещё вечерами на курсах обучал и наших, и других московских парикмахеров новым стрижкам. Меня провели на полставки преподавателем, а так как курсы должны были растянуться до новогодних праздников, то свои законные 55 рублей я должен был получить к Новому, 1974 году. Как говорится, хороша ложка к обеду.
На неделе было внедрено ещё одно моё нововведение. Вскоре после своего трудоустройства я предложил Антонине идею с именными бейджиками, та загорелась, договорилась с министерскими, и вот в среду каждый из нас получил по такому бейджику — значку с фамилией и инициалами золотом на чёрном фоне. Вязовская обмолвилась, что такие бейджики появятся в ближайшие месяцы во всех парикмахерских Союза.
Не забыл я и о, казалось бы, шутливой просьбе Насти проставиться за контрамарки. Бутылка 5—звёздочного армянского коньяка обошлась в 14 рублей 12 копеек. Три месяца назад такие расходы вызывали бы у меня снисходительную улыбку, а сейчас прямо — таки жаба поддушивала, когда кассирша выбивала чек. Ну и время, поневоле станешь скрягой. С одной стороны, может, и правильно, люди умеют ценить каждую заработанную копейку, а с другой — я в своё время тоже начинал с самых низов, и свою «снисходительную улыбку» заработал, можно сказать, потом и кровью.