Знавал я одного… художника. Ещё в прошлой жизни как — то был приглашён на юбилей Никаса Сафронова. Там один из его коллег — тоже достаточно модный художник — весьма настойчиво пытался меня «захомутать», пришлось в весьма жёсткой форме дать ему от ворот поворот. Но Лене я, естественно, об этом рассказывать не собирался, да она и не настаивала.
— А Кислова — это…
— Это фамилия по мужу, к счастью, бывшему, а моя девичья фамилия — Лебедева, — пояснила Лена.
— Красивая фамилия. А Елена Бестужева тоже звучало бы неплохо, — улыбнулся я.
— Размечтался, — фыркнула она, но тоже не смогла сдержать улыбки.
После чаепития состоялась вторая часть экскурсии, а потом мы отправились гулять по зимней Москве. Шли по Садовой, и у зоопарка Лена вдруг предложила:
— Пойдём в планетарий.
Внутри огромного блестящего яйца было более чем прохладно. Обилетившая нас на входе бабушка сказала, что лекция только что началась, и что можно не раздеваться, так как в зале холодно, снова закуталась в пергаментного цвета шаль и продолжила своё вязание, споро работая спицами. Мы, следуя её совету, нырнули за портьеру. Со света глаза поначалу ничего не различали, слышался только монотонный бубнёж лектора. Мы чуть ли не наощупь сели на свободные места. Понемногу глаза привыкли, я разглядел с десяток тёмных фигур таких же любознательных, как мы, причем половина из них была дети, потом какой — то странный прибор в центре зала. Лектор рассказывал про Млечный путь, о нашей галактике, звездах и планетах, стрелка света от его указки металась среди звёзд, в мгновение ока преодолевая сотни тысяч и миллионы световых лет, а мне казалось, что в зале так же холодно, как и в межзвёздном пространстве.
Я чуть повернул голову, глаза Лены в темноте блестели, лицо было мечтательно — задумчивым. Взял её холодные пальцы в свои, поднёс к губам и начал согревать своим дыханием. Она прижалась ко мне, и мы стали целоваться, губы её, в отличие от пальцев, были жаркими, мне хотелось вцепиться в них зубами, но они всё время ускользали, а потом на нас шикнула сидевшая перед нами мамаша с маленьким сыном, и мы, зачем — то пригибаясь, выбрались в фойе. После мы до вечера гуляли по зимней Москве, успев посидеть ещё и в какой — то маленькой, но уютной кондитерской. На лице Лены сохранялось всё такое же задумчиво — мечтательное выражение.
В ближайший вторник моей клиенткой впервые стала знаменитость — поэтесса Белла Ахмадулина. Миниатюрная женщина восточной внешности, чем — то смахивающая на Виктора Цоя, просто села в свободное кресло, причём я не сразу её узнал. Это уже когда отошёл за новым баллончиком лака — остатков прежнего не хватило — Настя меня поманила пальчиком и шепнула на ухо, мол, ты делаешь прическу «пикси» знаменитой поэтессе. К своему стыду, стихов Ахмадулиной я не знал совершенно, помнил её лишь по эпизоду в фильме «Живёт такой парень» с молодым Куравлёвым, где она играла журналистку.
— Спасибо, очень качественная работа, — разглядывая себя в зеркале, негромким, певучим голосом сказала она, после чего поднялась и посмотрела на меня снизу вверх. — Скажите, Бестужев А. М., вы любите поэзию?
— В общем — то да.
— Приходите на мой творческий вечер 23 декабря в Дом культуры завода «Каучук», я буду читать свои стихи… У вас есть жена или любимая девушка? Я по глазам вижу, что вы влюблены. Приводите её тоже. Начало творческого вечера в 18 часов, я выйду на крыльцо служебного входа за полчаса до начала.
После этого, так и не дождавшись от меня ответной реакции, она как ни в чём ни бывало маленькими шажками отправилась к окошечку кассы, расплатилась, оделась и ушла, оставив после себя запах лака для волос и духов «Рижская сирень», если я правильно понял нотки аромата.
В среду в обеденный перерыв я отзвонился из кафе Лене.
— Привет, как ты относишься к творчеству Беллы Ахмадулиной?
— Белла Ахатовна — моя любимая поэтесса! — с придыханием ответила милая. — А почему ты спрашиваешь?
Я обрисовал ситуацию, добавив, что поэзия — не мой конёк, и если Лена откажется — то один я на творческий вечер Ахмадулиной не пойду. Пару секунд в трубке стояла тишина, которая затем взорвалась таким криком, что я невольно отодвинул мембрану динамика от уха.
— Лёшка, я тебя обожаю! Класс! Ты просто какой — то Дед Мороз с мешком подарков! Конечно идём, тут даже и говорить не о чем.
— А Любовь Георгиевна не будет против, что ей опять придётся сидеть с внучкой?
— Любовь Георгиевна, — понизила Лена голос, — ради единственной дочки готова и не на такое.
Впрочем, до субботы мне умудрились слегка испортить настроение. Антонина вызвала к себе в кабинет и, дымя сигаретой, хмуро заявила, что завтра нас ждут в райкоме партии. Когда я поинтересовался, по какому поводу, услышал, что завтра и узнаем.
В 9.00 мы с ней переступили порог райкома КПСС по адресу Кропоткинская—17. В фойе уборщица елозила тряпкой, гоня на нас грязную лужу растаявшего снега, и нам невольно пришлось отпрыгнуть в сторону. Как раз в сторону гардероба, куда мы и сдали заодно верхнюю одежду.