— Нет. Мы никогда не были женаты, — неохотно отвечаю я. Я ненавижу саму мысль, что мне придется рассказать этому человеку хоть что-нибудь о себе, особенно, когда у него такое осуждающее выражение лица.
— Так что вы сделали? Отправились в загул с друзьями, напились до чертиков, и теперь он считает, что вы не способны быть хорошей матерью?
— Простите, что? Вы со всеми так себя ведете?
— Послушайте, мисс Уизли, — поднимается он, кладя руки на стол и наклоняясь ко мне. Теперь он в пределах досягаемости. — Я видел достаточно родителей, которые точно так же, как и вы, приходили ко мне. А теперь, если вы не будете со мной откровенны, я просто не смогу вам помочь.
— Вы что, правда думаете, что я какая-то алкоголичка или плохая мать?
Он пожимает плечами.
Я вскакиваю со своего места, а он отступает и складывает руки на груди, рассматривая меня.
— Да как вы смеете! — кричу я. — Я плачу вам, чтобы вы защитили мои права, а не оскорбляли меня! Я отказываюсь находиться здесь и выслушивать упреки от человека, который выглядит так, словно он спал в этой одежде и объявил бойкот расческам!
С этими словами я покидаю его кабинет. Не уверена, что кто-то производил на меня такое же угнетающее впечатление раньше. Ну, разве что, кроме Лауры — впервые увидев меня, она выдала сногсшибательную фразу: «О, Мерлин, ты что, и правда вышла в таком виде из дому?»
Но прежде, чем я успеваю добраться до дверей возле стола секретарши, они захлопывается прямо у меня перед носом. Я сердито оборачиваюсь, оказываясь лицом к лицу со своим адвокатом, который сейчас стоит, прислонившись плечом к дверному косяку и засунув руки в карманы.
— Это была проверка, — говорит он, пожимая плечами, — и вы прошли ее. А теперь идите в мой кабинет.
Секретарша смотрит на него с обожанием, круто замешанном на восхищении. Она это серьезно? А он?
Поскольку я нахожусь в таком шоке, что совершенно не знаю, как мне дальше поступить, я возвращаюсь в его кабинет.
— Приятно видеть, что вы относитесь к этому вопросу достаточно серьезно, — говорит он, усаживаясь за свой унылый стол. Затем он протягивает руку, предлагая мне тоже присесть. — Я повидал многих родителей, которым совершенно наплевать на своих детей, но которые хотят воссоединиться со своими бывшими.
— Ну, я не одна из них, — холодно отвечаю я.
— Я так и не считал, но мне надо было убедиться, — он изучает меня мгновение. — Как я и думал, все верно.
— Что вы имеете в виду? — хмурюсь я. Ненавижу то, как он смотрит на меня. Это заставляет ощущать меня неуютно.
— Вы дочь своей матери, — ухмыляется он.
По какой-то причине, я всегда воспринимала это сравнение, как личное оскорбление. Я полагаю, что ни одна женщина на самом деле не хочет быть похожей на свою мать, особенно, если ее мать — та еще заучка с ужасными волосами.
— Вы знакомы с моей матерью?
— Все знают Гермиону Уизли, — да уж, полагаю, это был глупый вопрос — в конце концов, она баллотируется на пост министра. — И я какое-то время работал вместе с ней в министерстве, прежде чем занялся собственной практикой.
— Вот как.
Несколько минут он молчит с задумчивым выражением лица. Затем он откидывается на спинку стула и складывает руки на груди.
— Я возьму ваше дело, мисс Уизли. И выиграю его. Но вы должны будете рассказать мне обо всем, что когда-либо происходило между вами и Скорпиусом. С самого начала.
Я тяжело вздыхаю:
— Сколько у вас свободного времени?
После очень продолжительной встречи с адвокатом я направляюсь к родителям, ведь именно на них я оставила сегодня Эйдана. Сегодня состоится матч между Пушками Пэддл и Паддлмер Юнайтед, поэтому Тедди и Ремус тоже здесь и готовы отправиться на стадион.
— Как все прошло? — спрашивает мама, стоит мне только переступить порог. — Разве Том не великолепный?
— Может быть и так, — бормочу я, все еще совершенно не веря, что Том Фокс сможет выиграть дело. Тем не менее, если он надерет задницу Скорпиусу, я не буду против.
— Он всегда был превосходным сотрудником, а ему ведь около тридцати, знаешь ли. Безжалостный. Он именно тот, кто тебе нужен, чтобы победить этого ублю…
— Ладно-ладно, мама! — останавливаю я ее. — Мы все прекрасно знаем о твоем к нему отношении.
Почему меня все еще раздражает, когда кто-то говорит о Скорпиусе плохо? Неужели я действительно думаю, что я единственная, кто имеет на это право?
Когда появляется дядя Гарри, папа, Тедди и Ремус, мы с Эйданом отбываем на квиддичный стадион. На матчах Пушек всегда шумно. Пока мы занимаем места в верхней ложе стадиона, Эйдан и Ремус обмениваются мнениями о том, кто наберет наибольшее количество очков в сегодняшнем отборочном матче Лиги.
— Джеймс наберет миллион очков! — провозглашает Эйдан.
— Нет, он наберет два миллиона очков! — возражает Ремус.
— Эй, вы вообще-то помните, что Джеймс у нас ловец? — поправляет их папа, а Гарри и Тедди просто обмениваются улыбками. Они продолжают спорить, пока матч, наконец-то, не начинается.