Неожиданно я поняла, что Карсон пытается встать, и, не разрывая поцелуя, последовала за ним. Мы попятились к стене, и как только я наткнулась на твердую поверхность, он прижал меня к ней и зарычал. На мгновение он отпустил меня, но после расставил руки с обеих сторон от моей головы, и я оказалась в ловушке. Он всё еще не отрывался от моего рта, полизывал и посасывал мой язык, а потом еще сильнее прижал меня и застонал. Эти звуки и ощущение стены за спиной словно привели меня в чувства, и это похотливое наваждение немного рассеялось.
Господи, это безумие. Что я делаю? Еще минуту назад мы были готовы разорвать друг друга на части. Как такое могло случиться? Конечно, то, что он вытворял ртом и своим телом, было хорошо, но всё потому, что он профессионал. Господи! Он профессионал! Он хорош, потому что часто этим занимается. Очень часто, можно сказать, постоянно. Черт возьми, что я делаю?
Я открыла глаза и увидела его лицо в миллиметре от моего: глаза закрыты, а ресницы практически касались щек. Я словно вернулась к реальности. Издав сдавленный стон, я оторвалась от Карсона, и, отвернувшись, оттолкнула его. Он ошеломленно отступил, и мы оба, едва дыша, уставились друг на друга.
— Чёрт, извини, — наконец, произнес он.
— За что? — с ноткой гнева поинтересовалась я. — За оскорбления или за поцелуй?
— За оскорбления. Я не жалею о поцелуе.
Я заморгала. Черт побери, да, я всё еще была зла, и больше на себя, чем на него, но часть меня хотела бросить всё и снова вернуться к поцелуям. Я слегка потрясла головой, чтобы избавиться от остатков наваждения. Мы в лифте. Он порнозвезда. Мы только что делились самым сокровенным, а через секунду использовали это друг против друга. Я немного невесело хихикнула, подняла голову и глубоко вздохнула. Карсон смотрел на меня с недоумением.
— И что здесь смешного? — приподняв бровь, спросил он.
Я отвернулась, села и откинула голову назад, к стене. Он подошел и устроился у стены справа.
— Мы, — застонала я. — Мы ужасны. Сначала мы рассказываем что-то личное, а через пять минут используем это против друг друга, — покачав головой, я добавила: — Извини и ты меня.
Он сделал глубокий вздох и посмотрел куда-то вниз, а после снова поднял на меня свои красивые карие глаза.
— Нет, это всё моя вина. Я установил правила и вместо того, чтобы играть по ним, накинулся на тебя. Я не умею проигрывать, — раскаялся он.
Я поджала губы и наклонила голову, удивленная таким ответом.
— Это игра с высокими ставками, — остановилась я. — Как ты отнесешься к тому, если мы немного поговорим?
На лице Карсона появилась ухмылка с этой очаровательной ямочкой, и его красота мгновенно меня ошеломила.
— А почему ты не модель или актер, или что-то в этом роде? У тебя подходящая внешность.
— Я знаю, — усмехнулся он.
— Да ты еще и скромный? — улыбнулась я.
— К чему скромность? Я не сделал ничего, чтобы получить такое лицо. Оно такое, какое есть.
— А ты только начал мне нравиться, — фыркнула я.
— Твоя симпатия означает еще больше поцелуев? — снова сразив меня своей потрясающей улыбкой, спросил он.
— Нет, теперь ответить мне, почему ты не модель, а делаешь то, что ты делаешь?
— Позволить людям накладывать мне макияж, приводить меня в порядок часами, а потом позировать им? Господи, да это в тысячу раз хуже, чем сниматься в порно!
— Хуже порно? То есть тебе не нравится этим заниматься?
Какое-то время он просто на меня смотрел, и мне даже показалось, что я слышала, как заработали его извилины.
— Честно, — наконец-то выпалил он, — мне не нравится сниматься в порно.
— Почему? — осторожно спросила я.
— Потому что я люблю трахаться так, как я этого хочу. Мне не нравится, когда мне говорят, что делать, или когда перемещают меня в постели, словно шахматную фигуру. Охота — важная составляющая секса для мужчины. А в порно этого нет. И прежде чем ты разозлишься, учти, сейчас я не пытаюсь залезть к тебе в трусики. Я просто пытаюсь быть честным. А это вряд ли можно назвать приятным занятием. В смысле…
— Точно, — перебила его я, — секс как пицца и всё такое. — А как ты ввязался во всё это?
— Ну, — вздохнул, он, — как я и говорил, я вырос в этом бизнесе. Моя мама приводила меня с собой на съемки. Нет, я не смотрел. Я оставался в гримерке, но знал, чем она там занималась, и это отстой!
Карсон улыбнулся, а мне вдруг стало так грустно. Он долго смотрел на меня, и мне даже показалось, что он не собирается продолжать, как вдруг он снова заговорил:
— Как бы то ни было, у моей мамы всегда были проблемы с наркотиками. И когда мне исполнилось четырнадцать, дела пошли еще хуже, и мне пришлось уехать к бабушке в Массачусетс. А когда маме стало легче, я снова вернулся в Лос-Анджелес.
— Так вот ты откуда?