Стингрей в Стране Чудес

«2 ноября 1987 года», – как завороженная, повторяла я. Так легко полученный новый день свадьбы не только укрепил мою веру в свою сказочную судьбу, но и подтвердил то, что я и так уже знала об этой огромной забюрократизированной стране: Россия была вовсе не страшной, хорошо отлаженной машиной, а скорее эдаким валяющимся под кроватью детским монстриком, который там у себя в темноте не так уж много и видит. Информация месяцами перемещалась между организациями и городами и иногда и вовсе где-то застревала.

– Я никак не могу понять мотивы, по которым они отказывают Джоанне в визе, – призналась мать в разговоре с Алексом и Линдой. – Разве сейчас не время гласности?

– Мне представляется, что она просто очень неудачно оказалась в центре всей той борьбы, что ведется в стране вокруг рока. – Алекс сидел на краешке стула, сложив руки на столе. – После бесконечного давления и преследования, которому рок подвергался годами, он внезапно, буквально за несколько последних месяцев, получил почти полную свободу. В немалой степени благодаря Red Wave, который стал одним из самых сильных аргументов в пользу легализации рока. Но есть немало людей, настроенных националистически, они утверждают, что хотят сохранить русскую культуру, русский дух, и для них все, что исходит из Запада, уже по определению декаданс. И рок – самое явное проявление такого западного декаданса.

– То есть Джоанна для них – орудие потенциальной угрозы? – спросила мать, насупив брови. Она скептически посмотрела на меня, на мою безумную раскраску волос и набитый жвачкой рот.

– Ну да. Ведь именно она продвигает русский рок. Благодаря ей его узнали, услышали на Западе. Она добивается для него международного признания и таким образом превращает его в реальную силу. Он теперь намного сильнее, чем когда-либо раньше. – Алекс замолчал, в его глубоких темных глазах отражалась работа мысли. – Мы зачастую склонны думать об этом обществе как о монолите и о его власти как о едином организме. Мы думаем, что оно всегда голосует единогласно и что голос власти всегда единый сильный голос. Так было десятилетиями, но теперь ситуация изменилась. Есть очень, очень сильные аргументы против этого единства, и в высших эшелонах власти по каждому серьезному поводу идет суровая борьба. По вопросам экономики, политики и, да, рок-н-ролла тоже.

Ну, уж лучше пусть я буду предметом борьбы и споров, чем просто никем.

Время утекало неумолимо, как песок из стоящих на солнце песочных часов. Мне не хотелось уходить из такой родной и знакомой кухни Бориса, ставшей для меня за эти три года символом тепла и уюта. Еще немного времени, впрочем, оставалось, и Борис торопился из другого города, чтобы встретиться с нами в парке недалеко от причала.

– Рад видеть тебя, Джо, – сказал он, крепко обнимая меня в тени ветвистых каштанов. Ощущение было такое же, как и при нашей первой встрече – его чарующая улыбка и стройное тело молодого хиппи. Как будто ничего не изменилось, и энергия его сразу придала мне уже почти забытое ощущение покоя и надежды. Солнце скрылось за тучей, горько подмигнув на прощание, но не в состоянии бороться.

– Борис, – сгорая от журналистского нетерпения, сразу взяла быка за рога Линда. – Почему, как вы думаете, Джоанне отказывают в визе?

Борис стоял перед нею – высокий, стройный, волосы развевались на мягком весеннем ветру.

– У меня нет объяснения. Я сам не знаю ответа на этот вопрос. По моему убеждению, то, что сделала Джоанна, – один из самых позитивных моментов культурного обмена, а тот факт, что сделала она это еще до перестройки, только говорит в ее пользу. Для меня в происходящем сейчас нет никакой логики. По всей видимости, есть люди, придерживающиеся консервативных ценностей и не желающие ничего знать о свежих идеях. Те же люди, что годами запрещали рок, теперь запрещают Джоанне въезд в страну. Я думаю, что по тем же причинам.

– Ну что ж, а я думаю, что нам не следует давать им еще и дополнительные причины, – мягко сказала мать, давая тем самым понять, что настало нам время садиться на корабль.

– Уезжать ужасно не хочется, но, боюсь, выбора у меня нет, – грустно произнесла я. – Но вы же, ребята, знаете, что я вернусь…

Один за другим они крепко обняли меня на прощание.

– Джо, мы ждем тебя, – сказал Виктор. Его взгляд соединился с моим, как мост соединяет разъединенные водой берега.

– Все будет хорошо! – улыбнулся своей лучезарной улыбкой на прощание Борис.

Я стояла, пытаясь запечатлеть в памяти эти прекрасные лица. Из-за облаков вновь выглянуло солнце, и в его лучах они стали похожими на ангелов. Наконец Юрий крепко обнял меня за плечи и повел к причалу. Мы стояли, прижавшись друг к другу целую вечность, слушая, как вода плещется о берег этой неумолимой страны.

– Бейби, все будет в порядке, – прошептал Юрий, крепко сжимая меня. Он чувствовал, что я, как голодный зверь, готова была ринуться обратно в город. – Мы будем вместе. Целую тебя, скучаю по тебе.