Стёртые буквы

— Если я правильно понимаю, при подобных судах должна кормиться целая компания защитников.

Ксанта покачала головой.

— Хорошо бы, если б так! Беда в том, что дела о кощунстве имеют очень неприятный душок. Если ты защищал такого кощунника и проиграл, значит, ты защищал человека, противного богам, и для тебя уже готово место на скамье подсудимых. А поскольку никто заранее не знает, чем кончится дело, обычно защитника на всякий случай сажают рядышком с обвиняемым и выносят им приговор вместе. Если повезет — оправдательный, не повезет — обвинительный. Так что, желающих, как сам понимаешь, мало. А теперь спроси меня, как защитник вообще может вести дело при таких условиях.

— Ну спросил, — улыбнулся Андрет.

Ему в самом деле было интересно, кроме того, при ближайшем рассмотрении эта уродка оказалась очень забавной. Болтать с ней было весело, и хотя Андрет уже понял, что от нее в любой момент можно ждать какой угодно каверзы, это его не смущало — все равно взять с него сейчас было нечего.

— Защитники, понятное дело, себе не враги, — пояснила Ксанта. — Поэтому сами они в процессах предпочитают не участвовать, а нанимают человека, который в нужное время отбарабанит нужную речь и тихо-мирно посидит в тюрьме, пока настоящий защитник будет работать, ничего не опасаясь. Об этом все знают, но судьи смотрят на такую практику сквозь пальцы, им ведь тоже не хочется прослыть убийцами, а значит, надо время от времени кого-то оправдывать. Беда в том, что найти такого подменыша тоже непросто — мало кто согласится жить в тени виселицы. Разумеется, в городе полно пропойц и отпетых негодяев, которые за любую мзду возьмутся за любую работу, но ты же понимаешь, у защитника должен быть хоть более-менее приличный вид, приличная речь и приличная память…

— И желательно черные глаза, но на худой конец сойдут и серые…

— Да, за сообразительность можно простить и серые глаза.

— Я подумаю, — сказал Андрет.

— Подумай, — согласилась Ксанта.

Она поднялась на ноги, но Андрет велел ей:

— Постой! — и снова бросил монету. Выпал корабль.

— Зачем это нужно тебе? — спросил Андрет.

Она поморщилась, пожала плечами, будто вопрос показался ей то ли глупым, то ли неприятным, потом сказала:

— Потому что моя богиня не любит идиотских смертей.

— Ага, — согласился Андрет. — Она любит, чтобы всякие идиоты продолжали жить и развлекать ее.

— Подумай, — повторила женщина. И, не прощаясь, вышла.

И тут произошло еще кое-что. Когда Ксанта переступала порог, солнце хлынуло в комнату, ее одежда на мгновение стала прозрачной, и Андрет с изумлением обнаружил, что под темным бесформенным платьем скрывается почти совершенная фигура танцовщицы с тонкой талией, тяжелой, но высокой грудью, длинными, хорошей формы ляжками и икрами. Не то чтобы его поразила прямо в сердце открывшаяся ему красота, но все же настроение Андрета в ту секунду переменилось. На мгновение он пожалел женщину, над которой посмеялись боги, прилепив уродливую голову к прекрасному телу. И это было большим шагом вперед — вновь почувствовать себя достаточно сильным для того, чтобы пожалеть кого-то. Но даже это было не главным. Андрет вдруг понял, что в мире существует много приятных и забавных вещей, о которых он и не догадывается. И это была добрая мысль, располагавшая скорее к жизни, чем к поискам смерти.

Разумеется, он согласился. Строго говоря, у него не только не было выбора, а даже этот предложенный Ксантой вариант был непомерным излишеством, невероятной случайностью.

Так что дней через десять, когда Андрета окончательно привели в товарный вид, его торжественно представили новому хозяину.

Господин Эдред занимался адвокатскими делами лет сорок, если не пятьдесят. В свое время он вырастил и вывел в люди двоих сыновей, отдал замуж четверых дочерей и двух племянниц, потом овдовел, купил себе небольшой дом неподалеку от гавани и решил отныне заниматься делами исключительно ради собственного удовольствия. Что через некоторое время с неизбежностью привело его к делам о кощунстве. Здесь он смог по-настоящему показать себя, — выигрывая самые безнадежные процессы, а заодно и давать по рукам по рукам молодым «коллегам», которые считали, что можно сколотить первоначальный капитал, представляя в судах интересы храмов.

С Андретом в первые дни Эдред держался довольно спесиво и выразительно морщился на каждую неправильность его речи. То ли не мог решить, какую следует установить дистанцию, то ли ему непривычно и неприятно было подставлять чужую шею вместо своей. Однако после зимы в подвале подобные тонкости уже совершенно не задевали Андрета. На второй же день он попросил своего нового хозяина, чтобы тот как можно чаще делал ему замечания, и подсказывал, как следует говорить правильно.

— Я думаю, так будет лучше для дела, — пояснил он.