— Я слышал, что бывает и такое наследование, — ответил Андрет. — Но понимаете, я же не стряпчий и в делах с наследством ничего не понимаю.
— Что ж, значит, я зря вас потревожила? Тогда простите. Просто я больше никого не знаю… кто мог бы…
— Постойте, давайте не будем торопиться, — предложил Андрет. — Раз уж я здесь и пока не собираюсь уезжать, расскажите-ка все по порядку.
— А что рассказывать? — Кэми всплеснула руками, и Андрет заметил, что серебряных браслетов теперь тоже нет. — Выкуп за дом мне сейчас не выплатить, я в самом деле не знаю, как буду расплачиваться с пасечниками. То есть чем расплатиться, конечно, найду, а дальше придется затянуть пояс. Рассрочку брат не хочет давать, говорит, что если я и дальше буду так вести дела, то скоро разорюсь и сяду ему на шею. А брать племянника в управляющие мне просто боязно. Он — мот и пустит меня по миру даже быстрее, чем я это сделаю сама, — она печально и виновато улыбнулась. — Я думала, возможно, вы поговорите с братом и попросите его подождать еще хотя бы год…
— Вы думаете, мое слово для него так много значит? — удивился Андрет.
— г О! Конечно, не так много, как для меня… — Кэми сбилась и покраснела.
— Хорошо, — вздохнул Андрет. — Я подумаю. Давайте подождем до утра. Иногда ночью приходят самые необычные мысли.
— Ну вот, теперь вы еще не будете из-за меня спать! — искренне расстроилась Кэми. — Пожалуйста, не утруждайте себя слишком.
— Это я вам твердо обещаю, — отозвался Андрет. — Прошу вас только об одном: пожалуйста, прекратите меня стесняться и запомните — я не всегда делаю, что хочу, жизнь поворачивается по-всякому, но здесь и сейчас я буду делать только то, что доставит мне удовольствие. Поэтому вам не нужно думать, что меня затруднит, а что нет. Это уж я как-нибудь сам решу.
На улице небо затянуло тучами, повалили крупные хлопья снега. Ветер с озера сносил их, бросал прямо в лицо, и Андрету пришлось спрятать под своим плащом Крисси, иначе та до костей продрогла бы по дороге домой.
Несмотря на все уверения Кэми и Нэта, что зимой у них мало гостей, в нижнем зале гостиницы было полно народу: все больше девицы на выданье, да их матушки — все в нарядных чепцах и новых шалях. Они толпились вокруг стола и степенно гудели — ни дать ни взять пчелы у летка.
— Что тут происходит? — спросил Андрет у Крисси.
— Ну как же! — удивилась та. — Караваи принесли, завтра торговаться начнут.
— С кем торговаться?
— Ну парни промеж собой.
— Зачем?
— Как зачем? Посвататься охота.
— Ничего не понимаю, — Андрет тряхнул головой. — Объясни
толком.
— Ну день такой. Каждая девка каравай печет. А завтра парни придут и за эти караваи торговаться начнут. Кто себе хлеб выторгует, своей зазнобе его подарит — и вроде как посватался. Ну то есть не по-настоящему посватался, а как заявку сделал. Она ему потом от ворот поворот дать может, но только так редко бывает. Обычно у всех уже сговорено.
— А каравай все равно какой?
— То есть как все равно?
— Ну чтобы посвататься, нужно каравай купить у той самой э-э… девицы, какую хочешь?
— Да нет. Можно любой. Просто сейчас на них папа цену ставить будет. Бабы на них всем миром посмотрят, решат какой лучше, тот будет самый дорогой, а прочие — подешевле. Какой парень самый дорогой каравай купит — тому почет, и невесте его тоже. Сразу видят, что парень девку дорого ценит, раз на каравай денег не пожалел. Стряпухе тоже почет — у кого караваи дороже, того замуж охотнее берут. У мамы раньше дорогие караваи всегда были, только она говорит, папа за нее когда сватался, подгорелый какой-то и кособокий выторговал. Говорил, я, мол, лучше на эти деньги тебе платочек куплю. Только мама говорит, что и платочек он ей потом тоже косой какой-то купил, и жизнь у них такая кособокая.
Наутро погода расщедрилась. Снова выглянуло солнышко, и первый молодой снежок хрустко поскрипывал под ногами у торгашей. Внизу, под террасой гостиницы, и в самом деле собрались все молодые холостяки городка, невесты-мастерицы чинно восседали на террасе. Нэт вел торг. Андрет тоже вышел полюбопытствовать. Торг шел бойко. Самые дешевые караваи быстро расхватали парни победнее и под ехидные комментарии кумушек поднесли своим избранницам. Те, ясное дело, надули губы и скуксились, но подношения приняли. Видно, хорошо знали, на что могут рассчитывать, и не обольщались.
Когда дело дошло до более дорогих хлебов, страсти накалились, богатые сынки начали трясти мошной, девушки раскраснелись и с каждой секундой все хорошели и хорошели. Наконец дело дошло до последнего каравая — нежного, румяного и душистого короля стола.