Стирбьёрн Сильный

Каждый из этих людей, был ли он богат или был он последним бедняком в их братстве, должен был принести нерушимую клятву держаться йомсборгских законов. И законы эти были таковыми: во-первых, никто не мог вступить в их братство, будучи старше пятидесяти и моложе восемнадцати зим. Или же тот, кто побежал от противника, равного с ним силой и оружием. И в-третьих, каждый из них должен был поклясться мстить за убийство товарища так, как будто тот был его кровным братом. В-четвертых, никому не позволялось клеветать на товарища и устраивать свары. В-пятых, если в их ряды вступал человек, убивший прежде отца, или брата, или другого родственника того, кто уже был в их дружине, и это становилось известно уже после принятия его в ряды здешней дружины, то право решения и последнего слова оставалось за Пальнатоки. И так же, какие бы слухи и вести не дошли, следовало, прежде, чем сообщать их всем, рассказывать о них Пальнатоки. Тот же, кто нарушал эти установления, изгонялся из Йомсборга. Также не должно было никому держать в Йомсборге женщину. И никто не должен был отлучаться один из Йомсборга иначе как с позволения Пальнатоки. Что бы ни добыли они в набегах, все должны были сносить к столбу со штандартом, неважно, большая то добыча или малая, лишь бы она была стоящей; и если замечалось за кем-либо, что он этого не сделал, такой человек изгонялся прочь из их дружины, был ли он велик или незначителен. Никто не должен был показывать страха и вести трусливые речи, как бы безнадежно все не обернулось. Что бы ни возникло в городе, какие бы разлады не вспыхнули между ними — все должен был решать лишь Пальнатоки согласно своему разумению и воле. Как связи кровного родства, так и связи дружества ничего не значили, если кто желал вступить в их дружину; так же и просьбы и заступничество того, кто уже был в дружине, не могли помочь вступить в дружину тому, кто не проходил испытания.

Так пребывали они в своей цитадели в добром согласии, и держались своих установлений. Каждое лето они плыли в чужие края, совершали набеги, забирали богатую добычу и стяжали себе большую славу. И считались они величайшими воинами и завоевателями, и едва ли кто мог с ними сравниться.

Стояло лето — то лето, что пришло за событиями в Швеции, о которых мы уже поведали — и в Йомсборге все как раз только прибыли из заморского набега, дабы сложить добычу и поновить корабли, и снова плыть в набег, пока не настала зима. Пальнатоки, прохаживаясь на краю обрыва, выходящего на восход солнца, углядел корабли, идущие с северо-востока, на веслах и под парусом: было их шестьдесят и направлялись они к Йомсборгу. Дул береговик, легкий и уверенный, и море у стен Йомсборга было спокойным, бакланы ныряли и ловили рыбу, а стая сизых чаек, крича, кружилась над ними и норовила стянуть их добычу. Корабли подошли ближе, пока не стали так близко, что с берега их могли слышать. К тому времени большинство людей в Йомсборге уже были на стенах вместе с Пальнатоки.

Самый большой из тех кораблей подошел под самые стены. Был он зловеще-черным, отделан золотом, а парус его был в красные, синие и зеленые полосы. На форштевне у него возвышалась драконья голова с чешуей из черного металла и языком багряного цвета, с глазами и гребнем, сияющими золотом, а висевшие вдоль фальшборта от носа до руля щиты раскрашены были в разные цвета и обиты бронзой и железом, блестевшими в поднимающемся свете утра.

На юте стоял человек в голубом кертле и железной кольчуге, покрытый железным шлемом, блестящим и отделанным золотом; шлем его был оперен крыльями ястреба-канюка, вздымающимися по обе стороны. Когда судно его подошло к тому месту, где стояли вожаки йомсборгской дружины, человек тот отдал команду и гребцы замедлили ход корабля. И человек тот приветствовал бывших на стене. Пальнатоки в ответ также приветствовал его и спросил, кто он и из каких краев. Стоящий на юте отвечал:

— Я Стирбьёрн, которого еще зовут Шведский Витязь, сын короля Олафа Шведского. Это мои люди и сами мы из шведских земель.

Пальнатоки спросил, какое у них к нему дело.

Стирбьёрн отвечал, что они прибыли погостить.

— Тут, в Йомсборге, нет места гостям, — ответил Пальнатоки. — Мы, — я и товарищи мои, — не гостеприимны и гостям не рады

Стирбьёрн сказал:

— Я стану говорить с тем из вас, которого зовут Токи, сын Пальни. С тем, у которого нос как орлиный клюв — это ты или нет?

Пальнатоки отвечал:

— Это я и есть.

— Хей, у этой птицы также и когти имеются, — крикнул Буи.

— Мы пришли сюда не попрошайничать, — сказал Стирбьёрн Пальнатоки. — Как ты и твои люди не примут ни от кого подачки или снисхождения, так же и я, и мои люди. Вот зачем я прибыл: предложить тебе дружбу, вступить в дружину в Йомсборге и плыть с вами в викинг.

— Он заикается, — сказал Буи, — как поросенок у кормушки.

Пальнатоки внимательно посмотрел на Стирбьёрна, как корабельщик смотрит на судно или как всадник смотрит на лошадь. Затем сказал он:

— Нам не нужна ничья дружба, не нужна нам также и твоя помощь. Я слышал о тебе — ты еще не вошел в возраст мужчины. Что ты можешь?