Стирбьёрн Сильный

— Раз уж ты решил жениться и, как вижу я, судьба посылает попутный ветер твоему парусу.

— Есть еще время, — отвечал Стирбьёрн.

— А я-то было подумал, глядя на тебя, что ты уж все решил, — сказал Бьёрн.

Стирбьёрн сказал:

— Дружбу водить — одно дело. А вот насчет женитьбы я еще не знаю.

— Но ты же ищешь жену? — молвил Бьёрн. — А тут как раз девица, пригожее многих, и мыслями с тобой сходна, и такого знатного рода, о котором только можно помечтать.

Стирбьёрн рассмеялся.

— Может, мне не по нраву чернявые женщины. А может, мне не по нраву маленькие. Но она мне нравится. И все же — нет.

С тем Бьёрн и пошел спать, и оставил говорить об этом.

Пришла пора Йоля, и король Харальд созвал всех могущественных и знаменитых людей своей страны приехать и праздновать вместе с ним, и велел служить мессу в его церкви. И снова он уговаривал Стирбьёрна и его людей креститься, однако ни один из них и не подумал этого сделать, и король ничего от них не добился. Вечером у короля началось великое йольское пиршество. Много было рассказано историй. И многие состязались между собой.

Король попросил Бьёрна рассказать об Исландии. Бьёрн рассказал.

— Есть ли короли в этой земле? — спросил король Харальд.

— Ни одного, — отвечал Бьёрн.

— Кто тогда правит там?

— Жрецы, — сказал Бьёрн.

— Что, схожие с вот этим? — спросил король, указав пальцем.

Бьёрн расхохотался.

— Не совсем так, повелитель. Скорее, схожие со мною, — сказал он.

— Ты был жрецом, когда был в Исландии, Бьёрн? — спросил король.

— Нет, — молвил Бьёрн.

— А отчего же ты не был жрецом? — спросил король.

— Это не для каждого, — отвечал тот, — такое не каждому дано. В моей земле, где родился я и вырос, жрецом был Снорри Торгримсон; он получил посвящение от своего отца, Торгрима Жреца Фрейи, и так уж велось в их роду со времен Торольфа Бородача, который и них первым прибыл в Исландию и осел на земле, которая стала зваться Мыс Тора.

— Ваши жрецы схожи с королями? — спросил король Харальд.

— У них власть королей, — молвил Бьёрн, — исключая то, что никто не обязан следовать и подчиняться им иначе как по своему вольному выбору. И нет у них ни королевского имени, ни королевской державы.

— Кем же был ты в Исландии, Бьёрн, — спросил король, — раз ты не был жрецом?

— Сам по себе человек был, — отвечал тот.

— И чем ты занимался? — спросил король.

— Тем, на что годились мои руки, — сказал Бьёрн.

— Был ли ты хорошим бойцом?

— Что-то в таком роде, — ответил он.

— Слышал я, — молвил король, — что в Исландии множество хороших скальдов. Что скажешь ты на это, Бьёрн?

— Нигде не сыщешь скальдов лучше, нежели в Исландии, — отвечал Бьёрн, — хотя раз на раз не приходится.

— Ха! — воскликнул король. — Я думаю, ты сам — скальд, а, Бьёрн! И мало что так порадует да потешит меня, как если бы ты спел песнь или сказал прибаутку, или стих, сложенные тобой.

— Я сложил для тебя драпу [12], король, — молвил Бьёрн, — длиной в двадцать строф. Если дозволишь, я скажу ее.

— Это очень бы меня потешило, — сказал король.

И вот Бьёрн выступил вперед и начал говорить свою драпу, сложенную в честь короля Харальда. И когда закончил он, все решили, что Бьёрн — лучший изо всех скальдов, о ком когда-либо слышали в Датской земле за все годы, сколько хватит человечьей памяти. Королю Харальду так понравилась Бьёрнова песня, что он подарил тому золотое кольцо в двенадцать унций весом.

Король спросил Бьёрна, знает ли тот еще какие-нибудь песни или стихи. Бьёрн отвечал, что знает множество самых разных стихов и песен. Король просил его сказать тот из стихов, который ему самому более всего по душе.

Стирбьёрн тихонько сказал Бьёрну:

— Кощунство творится на этом празднике Йоля — ни жертвования не было совершено, ни восхваления богов. Не мог бы ты сказать что-то, что восславило бы богов, Бьёрн, чтобы они на нас не гневались? И чтоб пристыдить данов, которые позабыли их?

— Я сделаю это с удовольствием, — отвечал тот, — с тем большим удовольствием, что об этом просишь меня ты.

И во второй раз встал Бьёрн перед королем Харальдом. Собой Бьёрн был хорош — высокий и сильный, открыт и приятен обличьем, с туго курчавившимися волосами, коротко остриженными на голове, с бородой, также короткой и курчавой как овечье руно, и опрятно приглаженной. Трелы подбросили топлива и оживили огонь, чьи языки взметнулись и осветили высокие своды залы до самых темных стропил под кровлей и до столбов по стенам. Лица людей раскраснелись от пива и праздника, и от отблесков и жара огня, и яркие огни вспыхивали в глазах, отражались от золотых колец и пекторалей, и от оружия, что висело за ними по панелям, которыми были обшиты стены залы. И так была начата песнь, которую сказал Бьёрн Витязь из Броадвикера в зале короля Харальда: не его собственная песнь, но древняя священная Песнь Вёльвы, где говорилось о начале всего сущего, предрекая также конец всего сущего, и про то, как боги вели себя с людьми.