Стюардесса. Неоконченный портрет

Я поднимаю руку с букетом, приветствуя публику, ревущую от восторга. Я едва-едва не плачу от боли: ком, перегородил горло. Я пробую улыбнуться им, но лишь краешком обнажаю брекеты и тут же смыкаю губы.

Мышцы сокращаются так сильно, что выжимают всё содержимое ваших слюнных желёз в ротовую полость. Тренер называл это “горечь обиды”.

То, что я буду рядом с ним, было для меня как само собой разумеющееся. Мне трудно поверить в это, но я была настолько дурой, что не задумывалась о том, что в шестнадцать я выиграю свой последний турнир. Выиграю место в комитете для него.

И даже если это будет олимпиада... Ему я все равно больше буду не нужна.

В голове шумит, словно меня ударили шпалой по голове.

Над залом поднимаются флаги, я слушаю гимн, а по щекам текут слёзы. Они выкрикивают “моё” имя. Публика ликует в восторге.

Только вот к моему спорту этот восторг не имеет никакого отношения.

Они готовы захлебнуться криком от того, что их флаг подняли выше других. Им упростили все до животного уровня, чтобы не приходилось разбираться в сложностях судейства и названиях элементов.

Он оставил меня наедине с бушующей толпой. Заливающейся в патриотическом оргазме.

Я больше никогда его не видела. Он оставил меня наедине с ними.

Сегодня они выучат твоё имя, а завтра забудут его, как забыли всех до тебя.

Вся история олимпийских игр со времён древней Греции это парад забытых героев. Это история о том, как толпа ничему не учится. Как она забывает имена тех, кто отдал жизнь ради её минутного восторга.

Я вижу подобное в глазах священника, когда на пасху его храм наполняет псевдорелигиозная толпа, готовая разбить себе лбы в благоговейных поклонах.

Когда полупьяный прихожанин из новостройки выговаривает его за то, что тот “продался” и церковь “уже не та”.

Когда дилетанты учат. Когда дилетанты указывают тебе на твою неидеальность.

Я окружена толпой. Они приветственно машут руками и скандируют моё имя.

Я машу им в ответ букетом, не понимая, что же со мной произошло. Собирая силы в кулак, чтобы скрыть начало истерики за кинематографической улыбкой.

Они хотят сделать меня символом СВОЕЙ победы.

Оправданием своего существования.

Вот и тренер тоже сделал меня оправданием своего существования.

Боже, наивная я и вправду думала, что раскрыла секрет Любви. Научилась вызывать её.

Но это была всего лишь страсть. Приворот, что действовал, пока он не наигрался. Пока я не отдала ему всё. Пока я не принесла ему то, что он хотел на самом деле.

За шесть лет ни одного нежного слова. Ни одного разговора по душам. Его указания и моё исполнение были нашим диалогом.

Проще выиграть олимпийскую медаль, чем убедить его что я чего то стою.

Проще выиграть олимпийскую медаль, чем заставить кого-то полюбить тебя.

Если ты не общаешься с обществом, это еще не значит, что с тобой что-то не так. Вполне возможно что-то не так с обществом.

Я больше никогда его не искала. Мне досталась квартира и столкновение с миром, которого я не знаю.

И больше не хочу знать.

Я чувствую только разочарование.

На следующий день, я, стоя перед зеркалом, своими руками отрезаю свою шикарную косу.

Я меняю внешность, чтобы слава олимпийской чемпионки не преследовала меня. И я уже не возвращаюсь в подаренную президентом квартиру. Никогда.

13. АНГЕЛ ПРОЩЕНИЯ

Я нахожу розовый стикер в коробке, которую я прятала ото всех.

Это как найти чужие заметки на полях в дневнике, который вы вели подростком. Приятно?

Это как узнать, что вашей зубной щеткой кто-то чистил раковину.

Как найти своё порно переименованным и аккуратно сложенным в новой папочке на жестком диске.

Она побывала и тут. Она оставила послание для меня, пригвоздив его иголочкой к моему сердцу.

«Шкатулка» глухо ударяется об пол. Мы напрасно не готовимся к сердечному приступу. Есть всего три простые вещи, которые нужно делать в таком случае. Даже, если вам нет сорока.

Плохой сон, много работы, много физической активности без отдыха, плохая еда – зона риска растет быстрее, чем территория Москвы.

Есть три простых вещи, которые следует делать при сердечном приступе. Я не делаю ни одной. Мозг прокручивает сценарии.

Она знала, где я была той ночью. Он стал претендовать на меня, и она сразу убрала его. Мы все ходили под ней всё это время.

Все, что я считала свободой – было игрой вольере её зоопарка.

Я читаю на стикере:

«Дорогая подруга, если ты читаешь это, значит, ты думаешь, что можешь не вернуться. Думаешь, что больше не нужна мне. Это так жестоко с твоей стороны. Ты нужна. Нужна мне ещё больше, чем когда-либо...”

В её ёрничестве больше жестокости, чем в трансляциях восьмиугольника.

“...Включи телевизор. Все уже ищут тебя. Ты ведь не хочешь, чтобы это продолжалось? Возвращайся скорей, а то кто-то ещё может пострадать».

Кто-то ещё?

У меня больше нет сил. Эта волна жестокости. Безнаказанного издевательства и насилия. Я пустая оболочка. Отстрелянная гильза. Мёртвая кукла.

Сажусь на край кровати, задевая ногу мертвеца. Не чувствую ничего.

Сгорбившись, включаю телевизор. Смотрю картинки, ролики, диктора.